дверь, голубые глаза распахнулись:
совсем по-монашески!.. Я имею в виду людям вашего образа жизни надо больше
молитвами, постом...
стреле.-- Будь уверен, что пост у них будет д-о-олгий! Даже вон у того,
который лишь играет в жука-притворяшку.
за шею, другой рукой хлопнул по затылку. Раздался щелчок, Олег одобряюще
кивнул: душа арбалетчика от удара железного кулака выпорхнула из тела еще
на полчаса, а за это время можно убраться далеко.
заслужить рыцарское звание, сэр калика! Правда, надо иметь благородное
происхождение, но с этим можно что-то придумать, кого-нибудь подобрать из
предков, как везде делается...
кроватями, в кладовке стоит какой-то сундук с камнями. Его тащи!
достоинством:
верно?
спрятались под шлемом. Стрела великанская, невиданная, а веревку сэр
калика привязал не за кончик, где должно быть оперение, а за середину, там
выпиленная кольцевая канавка.
впервые подумал с сомнением, что вряд ли натянул бы тетиву на такой лук. К
счастью, он рыцарь, с бесчеловечным оружием дела не имеет, кодексом
завещано быть благородным даже с лютыми врагами.
коридоре за дверью послышались тяжелые шаги, Олег скупо улыбнулся:
вовремя. Те тридцать головорезов, которыми угрожал Рыба, сейчас не на
улице -- поднимаются по лестницам, осматривают площадки, а самые отборные
в этот момент подходят к двери...
тяжеленный сундук, подпер им дверь, бросил туда обломки стола, тяжелые
лавки, стулья. Олег уложил рядом с собой на широком подоконнике веревку
кольцами. Снизу тянуло нечистым воздухом, донесся затихающий стук копыт.
Через широкую улицу высилось высокое мрачное здание, в трех зарешеченных
окнах горел свет.
стрелять его странный друг -- пальцы ослабленно разжались, меч едва не
выскользнул из железной ладони.
зубы в мучительной гримасе. Томас услышал звонкий щелчок по кожаной
рукавице, которую калика предусмотрительно надел на руку, тяжелая стрела
исчезла, веревка тут же начала бурно разматываться кольцо за кольцом...
стекло. Калика тут же ухватил конец веревки, потянул на себя. В дверь
громко постучали, хриплый голос нетерпеливо крикнул:
веревку, быстро завязал конец за крюк на подоконнике, к которому крепились
ставни. В дверь нетерпеливо грохнули тяжелым, засов затрещал, шляпки
толстых гвоздей выдвинулись из гнезд.
перевязь с громадным мечом, схватил мешок:
меч его был занесен над головой. Глаза рыцаря не отрывались от
выгибающихся досок двери, с которой летела засохшая краска, мелкие
щепочки, а из коридора раздавались свирепые голоса, звон оружия, топот
подкованных сапог.
велела бы отступать. На черта ей дохлый рыцарь? С живым не знает, что
делать! Твоя жизнь в самом деле ни черта не стоит, не спорю, но кто
довезет чашу в Британию? Мне она без надобности. И за кого тогда выдадут
Крижину?
как парус, дверь. Олег ухватил его за локоть и оттащил к окну. Томас
выглянул, его отбросило, словно конь лягнул между глаз. Ночь темная, как
сажа, освещенный конец веревки -- такой тоненький! -- растворяется в
жуткой тьме уже через сажень. А внизу бездонная пропасть, несколько
поверхов лететь до земли, где вместо травки улица вымощена плотно
подогнанными каменными плитами, сам вчера восторгался, дурак.
петель, грохнулся на середину комнаты. Олег сорвал пояс, заставил Томаса
взобраться на подоконник, быстро застегнул ремень на рыцаре, захватив и
веревку.
пропасти, на той же башне Давида или на высокой стене Иерусалима, но была
ярость штурма, ярость схватки, к тому же в солнечный день! Мышцы начали
превращаться в воду, колени подогнулись, не выдерживая тяжести доспехов.
и мужская сила:
защищать мирных людей. А ты все-таки служитель культа, хоть и глубоко
противной мне веры...
но тяжелый сундук уперся краем в выемку между досками пола, застрял, не
давая двери распахнуться. В щель протискивались пальцы, шарили, пытаясь
убрать помеху. Олег зарычал, сгреб Томаса в охапку:
как же ты?
падает в черную бездну. Он судорожно ухватился за веревку, сзади страшно
рвануло за железный воротник -- калика придержал, не дал обрушиться на
тонкую веревку со всего размаха... Последнее, что услышал, был треск
досок, торжествующие вопли легионеров.
дрожала, едва выдерживая его тяжесть. Толстые пальцы в железной перчатке
как намыленные скользили по гладкой веревке, та звенела как туго натянутая
тетива в механическом луке. Томасу стало дурно, едва вообразил, что нить с
треском лопается, а он, закованный в железо благородный
рыцарь-крестоносец, обрушивается с высоты пятого этажа на каменные плиты,
где хрястнется, как панцирный рак, расплескав мозги...
спасительной нити. Липкий и омерзительно едкий пот выжигал глаза, а тут
еще ужасная мысль как обухом шарахнула по голове: в ту ли сторону
двигается? Крутило, дергало... А надо спешить, тонкая веревка двоих не
выдержит. Сэр калика уже отбивается от ворвавшихся в комнату легионеров!
Его могли ранить и даже убить, и все -- по его вине!
заблудившимся в ночи над улицей Константинополя, почти варварского, если
равнять с Римом. Выгнул голову, стремясь увидеть стену дома, но
металлический воротник, охраняющий шею от ударов меча, не дал повернуться.
Далеко внизу протопали каблучки, донесся игривый женский смешок, в ответ
слышался басистый хохот сытого ромея. Томаса раскачивало, в голове, как и
в животе, булькало, он вдруг вообразил себя падающим с небес перед этими
гуляющими по ночным улицам болванами, к горлу подкатила тошнота. Не
выдержал, сблеванул, снизу все еще слышался смешок, цокот каблучков,
шуточки, и Томас из последних сил потащил себя по веревке. Даже если
промахнулся и прет обратно, то поможет доблестному сэру калике принять
последний смертный бой, а не будет висеть на проклятой веревке, как глупая
гусеница на чужой паутине!
Вывернулся, ухватился обеими руками за спасательное железо, которым ромеи
загораживают окна, а нога уже сама отыскала щель между каменными глыбами,
из которых сложен дом. Сердце колотилось часто, лупило во всю мочь уже не
в ребра, а в железный панцирь. С той стороны железных прутьев, плотно