рыбаки.
же.
хороша в песнях, но в жизни неуступчивые не выживают. А кто дожил хотя бы
до тридцати лет, как этот отважный рыцарь, пусть не заливает о своей
бескомпромиссности: дураков нет -- все переженились, как говорят сарацины.
словно знал, что больше здесь никогда не окажется. Томас вздохнул, прокляв
день и час, когда взялся везти Святой Грааль в родную Британию, что и без
чудодейственной чаши цветет как сад. Он затянул пояс, проверил меч в
ножнах, опустил и снова поднял забрало, превращаясь из обвешенного
доспехами человека в цельную металлическую статую.
бухте. Одни сутки торчали на месте, другие постоянно двигались под парусом
или на веслах, словно следуя за рыбой. Стража только отгоняла лодки от
каменной стены причала, да почти никто и не приближался -- со дна
выглядывают голые камни, а рыба таких мест не любит. Лишь на позапрошлой
неделе пришлось применить оружие: один дурень заснул в лодке, приливом
пригнало под самый причал, где пьянчугу удалось разбудить лишь крепким
ударом по хмельной башке тупым концом копья...
крутые плечи, уже коричневые, а второй парился под широким плащом, даже
капюшон надвинул на харю, дурень ненашенский, видать, обгорел, кожа под
плащом уже красная как у вареного рака, свету божьему не рад, завтра
вздуется волдырями, отстанет, а потом неделю под аханье и стоны будет
слезать, как змеиная шкура, огромными лохмотьями...
между колен стояла в плетеной корзине пузатая бутыль. В двух шагах внизу
плескались волны, но прохлады почти не давали, а от нагретой солнцем башни
несло жаром. Стражи тоскливо посматривали на безоблачную синеву неба, лишь
на дальнем крае белело жалкое облачко, но и оно таяло на глазах как масло
на горячей сковороде.
остановив весла, широко зевал, показывая богам пасть, скреб ногтями потную
грудь. Красные как пламя костра волосы слиплись, ему было жарко, гадко, со
злостью поглядывал на дружка. Тот дремал, надвинув капюшон на глаза.
Легкий ветерок и прибой постепенно подгоняли лодочку к берегу, но до башни
еще далековато, стражи лишь посматривали насмешливо и снисходительно. Есть
же на свете несчастные, которым суждено всю жизнь ловить рыбу, продавать
на базаре, чтобы на вырученные мелкие деньги купить хлеба и сыра... Слава
Христу, они не рыбаки, а умелые стражи!
смотрел непонимающе. Рыбак зло указал на сеть, что волочилась за лодкой,
что-то рявкнул. Второй лишь поправил плащ, зябко повел плечами. Стражник,
который уже раскрыл было рот, чтобы отогнать рыбаков от берега, невольно
оскалился в злорадной усмешке, подмигнул другому. Тот захохотал: сам
когда-то обгорел на солнце, потом в жару было зябко, как зимой, --
знакомо!
в плаще ежился, кутался, хмуро огрызался. Полуголый почти визжал, брызгая
слюной, и стражи ему сочувствовали: чего таскать лодку по проливу, если
сеть может быть полна рыбой! Он не виноват, что у дурня поросячья кожа: не
загорает, а обгорает.
Второй отпихнул, полуголый не удержался на качающейся лодке, упал на
спину, нелепо задрав ноги. Рыбак в плаще остался на корме, но когда
полуголый вскочил, ругаясь и размахивая кулаками, тот тоже медленно
поднялся на ноги, оказавшись с ним одного роста, а полуголый, как отметили
стражи профессионально, не выглядел низеньким или слабым.
согнулся в поясе, еще миг и вылетел бы за борт, но каким-то чудом захватил
руку полуголого, несколько мгновений ломали друг друга, стражи видели, как
вздулись мускулы на широкой спине полуголого, затем рыбак в плаще снова
отшвырнул противника, шагнул за ним. Они остановились друг против друга
посредине лодки, пожирая друг друга глазами, поливая руганью, обвиняя в
том, что опять вернутся без рыбы, затем оба почти одновременно откинулись
назад и выбросили кулаки, началась озлобленная потасовка, стражи слышали
глухие удары.
приятно, возбуждает, словно глоток крепкого вина. Двое в лодке осатанели
быстро, нещадное солнце доводит до исступления и заставляет выплескивать
злость на кого придется, и они уже не орали, не ругались -- выбрасывали
кулаки, стремясь ударить побольнее, сокрушить, уничтожить. Полуголый был
уже в крови, стражи возбужденно нависли над барьером, не замечая, что
выставились из спасительной тени на злое солнце; один предложил два к
одному, что полуголый, несмотря на кровь, все же побьет собрата в плаще:
мышцы у него, как у призового борца. Возможно, и был борцом на арене
цирка, пока не выгнали за сделки со зрителями...
виду, дерется как зверь, осатанел, но второй бьет вроде бы точнее, к тому
же под плащом может быть спрятан нож -- хотя бы для разделки рыбы... А
когда такое солнце плавит мозги, то бьешь ножом не глядя, лишь бы видеть
чужую кровь, слышать визг сраженного, предсмертный хрип...
плеском били о борт. Она колыхалась, раскачивалась, ее подгоняло ветром и
волнами, прилив поднимал, выступающие из воды голые камни уже скрылись,
лодка благополучно продвинулись над ними, разве что чиркнула днищем.
брови, он часто смахивал ее ладонью, размазывая по лицу, хрипло ругался.
Полуголый прыгнул, оба грохнулись на дно лодки. К счастью, обрушились на
деревянное сиденье -- с треском переломилось, а когда рыбаки покатились,
сцепившись как разъяренные медведи, рассыпалось на щепки и другое.
лопастью, но когда полуголый бросил напарника головой в борт, там с
треском выломался деревянный кусок вместе с уключиной -- второе весло тоже
плюхнулось и заколыхалось на волнах.
даже если отогнать, не отплывут без весел, разве что догонят уплывшие
весла вплавь, но все равно уключины выбиты словно ударами молота --
здоровенные парни эти рыбаки! -- да и сама лодка вот-вот рассыплется в
щепки.
разрешалось, а если отогнать не удавалось, то приказано было звать
добавочную стражу. Массивная дверь башни скрипнула, приоткрылась.
Высунулась голова в блестящем шлеме. Увидев лодку, страж исчез, тут же
выскочил уже с мечом и щитом. За ним появился еще один, поперек себя шире,
весь в железе, ногой захлопнул дверь и прислонился спиной, тут же
задремал, уронив голову и перекосив рожу набок.
недельное жалованье на бойцов, однако один все же не глядя дотянулся до
арбалета, упер в землю и начал медленно крутить ворот, натягивая стальную
тетиву. Железные части арбалета накалились, как и тетива, страж несколько
раз оставлял рычаг, вздыхал, не отрывая глаз от рыбаков.
стражи вытягивали шеи, перевешивались через край, один почти вывалился:
каменная стена выступала из воды даже в полный прилив почти в человеческий
рост. В лодке стоял страшный хрип: одетый в плащ прижал обнаженного к
днищу, душил, почти закрыв его плащом, и стражи орали и хлопали шершавыми
ладонями по каменному краю, подзадоривая каждый того, на которого поставил
деньги.
прямо из лодки на каменную стену, мощным толчком отшвырнув лодку почти на
середину Золотой бухты. Полуголый рыбак тоже мгновенно поднялся на ноги, в
руках у него был лук, блеснул железный наконечник стрелы.
каменный забор, подтянулся на руках, мигом перевалился на эту сторону.
Первый страж прыгнул навстречу, без слов и без крика сильно ударил мечом.
Рыбак раздраженно дернул головой, лезвие почему-то не разрубило, а лишь
скрежетнуло, как о металл, и оружие едва не вывернуло из рук опешившего
стража. Но меч перерубил шнур, что держал плащ, тот свалился на землю, и
страж едва не выронил оружие от неожиданности.
за решеткой забрала синие, как безоблачное небо глаза, тут же попятился
под градом страшных ударов: рыцарь молниеносно выхватил огромный меч.
Страж чувствовал близкую погибель, его меч выглядел жалким прутиком против
двуручного меча рыцаря. Томас изо всех сил рубил, наступал, и страж,
пропустив тяжелый удар, с окровавленной головой упал через край в близкие
волны.
волнах, сквозь трещины уже наполнялась водой. Сердце Томаса от страха
замерло, но тут послышался плеск, над краем стены возникли огромные руки,
и калика, мокрый как водяной бог, прыгнул через борт, крича:
едва не упал, споткнувшись о тело стража-арбалетчика -- у того в горле
торчала длинная стрела, а когда добежал до башни, из двери поскользнулся в
луже крови: из огромного стража, который поперек себя шире, хлестал целый
ручей, заспешил наверх, прыгая сперва через три ступеньки, потом через
две.
Контровский Владимир
Акунин Борис
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Ильин Андрей