Нехорошо!
полапал не глядя по столу, нащупал блюдо, где совсем недавно лежал жареный
кабанчик.
наказание сорок поклонов и поститься два дня без вина, а мне, язычнику,
наказали принести в жертву Перуну две овцы, одного козла и троих христиан!
Если и сейчас накажут, то где я тут найду овец и козла? Хорошо, хоть
христиане...
загораживал дверь, несмотря на то, что рядом зияли страшные проломы в
обеих стенах, куда проехали бы по два всадника в ряд. Воин побледнел,
всхлипнул, его словно ветром унесло, лишь прогремела частая дробь
каблуков, а внизу хлопнула дверь.
чем протерпеть два дня без вина! Пойдем.
сворачивал в трубку железное блюдо, снова бережно расправлял, как помятый
пергамент, тут же сворачивал снова. Взор его оставался мутным. Олег поднял
его за плечи. Томас в последнем проблеске сознания сгреб чашу, прижал к
груди обеими руками. Олег повернулся к Бурлану:
И собери ему доспехи, вы с ним одного роста. Да побыстрее, а то он все
разнесет!.. Он и Храм Соломона разрушил, и сады Семирамиды... и
Вавилонскую башню... вторую, которая поменьше...
торопливо вывел рыцаря из здания. Пол качался как морские волны, впереди
мелькали тени, головы высовывались и пропадали. Все двери были распахнуты,
со двора слышалось ржанье, испуганные вопли.
красном свете факелов метались люди, таскали мешки, седельные сумки. Двое
оседланных коней прыгали, испуганные факелами и криками, пытались вырвать
поводья.
взобраться в седло, воткнул ему в руки поводья. Томас тут же начал клевать
носом, Олег с ужасом чувствовал как быстро тяжелеет собственное тело. Ноги
стали как чугунные, во рту пересохло, язык царапал горло.
пролому. Раскатившиеся глыбы убрали, но ворота оставались посредине двора.
Кузнецы и плотники при свете факелов сдирали железные скобы и полосы,
растаскивали тяжелые бревна. Завидев приближающихся странников, которые
вышибли ворота, бросили ломы и разбежались.
наконец лег на конскую гриву. В проломе стучали топоры и молоты. Олег
подумал вяло, что сейчас они с отважным рыцарем не отобьются даже от
воробьев.
освобожденно вынеслись из-под каменного свода, бодро понеслись в ночь.
Холодный воздух пронизал до костей, Олег съежился, чувствуя себя как с
содранной кожей. Он покрепче вцепился немеющими пальцами в тяжелые, cловно
намокшие бревна, поводья, из последних сил ударил пятками коня.
земля выглядела пугающе темной, лишь чуть-чуть серебрились верхушки
бугров, пеньки, валуны.
по узкому ущелью, слабый свет звезд едва серебрил дорожку. Холод смерти
все глубже забирался в застывшее тело Олега, что уже истратило все
жизненные силы, сердце билось все медленнее и тише. Наконец деревья
сдвинулись, ветви над головой переплелись, закрывая небо.
плещутся в двух шагах от головы, вскидывается рыба, хватая низко
пролетающих комаров, а ему, глядя на толстую рыбу, отчаянно хочется есть.
Не комара, а толстую глупую рыбу.
волны плещутся в двух шагах. Свет странно рассеянный, тусклый,
красноватый, а небо сплошь затянуто низкими тучами.
на рассохшейся лодке, живот почти прилип к спине. Во рту распухший язык
царапает небо, но едва Олег пошевелился, отчаянно захотелось есть. Не
пить, хотя во рту пересохло, а именно есть. Хорошо бы -- толстую жирную
рыбу...
глаза ввалились, на щеках выступила двухнедельная щетина. Раздетый до
пояса, худой, на широченной груди резко выступили кости, а ребра едва не
прорывают туго натянутую кожу.
Олег удивился ее худобе. Рыцарь тяжело вздохнул, глаза открылись. В них
было непонимание, затем слабая улыбка раздвинула бескровные губы:
в аду, а мне пришлось бы одному петь с арфой в руках... Но Пречистая
помнит о мужской дружбе, поместила вместе...
над головой странные красноватые тучи. Олег сел, голова тупо болела, перед
глазами двоилось. Вода журчит в двух шагах, большой ручей, а не река, но
странное дело, Олег с великим трудом различал противоположный берег.
Что-то случилось с его глазами, ибо нигде не видел таких красноватых
сумерек -- или рассвета? -- а за свою долгую жизнь побывал в разных
уголках белого света, созданного бессмертным Родом.
у меня должна быть в руках арфа, я должен восседать на облаке и петь
осанну Вседержителю... Или Господь знает, что мне на ухо наступили все
медведи Британии, а от моего голоса вороны на лету падают? Да и на арфе
никогда не играл... В кости играл, в буру играл, в двадцать одно и упыря,
джокера, а на арфе...гм... Но ежели ад, где эти хвостатые, которых я видел
после каждой попойки, если затягивалась дольше недели?
Мороз пошел на коже Олега, он ощутил неясный страх. Пальцы сами нащупали
на шее ожерелье оберегов, судорожно пошли перебирать по одному.
ни тебе, ни мне?.. Тебе нельзя в наш рай, а мне, благочестивому
христианину, нельзя в твой языческий, ибо воинам Христа заказаны ваши
бесстыдные оргии... разве что в пьяном виде или по несдержании чувств, но
тогда надо обязательно покаяться полковому священнику. Наши боги могли
сговориться, и нас, дабы не разлучать, поместили в чистилище. Это среднее
между адом и раем, по вашему ни рыба, ни мясо и в раки не годится, ни бэ,
ни мэ, ни кукареку, ни сюды Микита, ни туды Микита...
всматриваясь в красноватый полумрак, охнул от слабости, но удержал себя на
тонких как лучинки руках. Олег изо всех сил всматривался в красноватый
сумрак, перед глазами от напряжения плавали мутные пятна, в которых
чудились и рогатые рожи, и клыкастые пасти. Томас похлопал ладонью по
голой земле, отыскивая меч, ругнулся и опасливо прикусил язык -- не знал
можно ли лаяться в чистилище, или же перебросят в ад. Не страшна кипящая
смола, страшно расстаться с надежным другом.
пяти-шести шагах словно возникла из воздуха -- тоненькая, гибкая, с
пузатым кувшином в руках. Олег уловил сводящий с ума аромат, но смотрел не
на кувшин, на женщину -- обнаженная до пояса, с красивой высокой грудью, в
длинной юбочке. Впрочем, оба тоже были обнажены до пояса.
встревоженно, но глаза не отрывал от красивой женщины.-- Сапоги на мне
сарацинские, могли перепутать...
серебряные чаши. Движения ее были грациозными, она все время улыбалась,
Томас краснел, но не мог отвести глаз от ее белоснежной девичьей груди с
острыми, как из розового гранита, сосками.
где остальные двадцать тысяч?
языке, которого Олег не слыхал очень давно, но, странное дело, понял без
труда. Он вздрогнул от изумления, по спине пробежал озноб.
языке агафирсов.
попятилась, сказала торопливо:
Томас провожал ее сияющими глазами:
горлышка потекла странная темная жидкость -- без плеска, с острым запахом.
Шилова Юлия
Василенко Иван
Маккарти Кормак
Орлов Алекс
Орловский Гай Юлий
Вронский Константин