зависит всг остальное. Если бы в том же самом грязном подъезде побелили бы
только один этаж, стены были бы разрисованы прямо сразу, по свежей
красочке, и притом наверняка гадостью. Или: если замазать на грязной стене
грязное словцо, оно будет немедленно по этому самому замазанному и гладкому
выцарапано гвоздгм - для надгжности. Богатая усадьба посреди бедной деревни
выглядит так, что хочется ег спалить. И так далее.
отнюдь не по УК, так есть и "естественное чувство" различения справедливого
и несправедливого, работающее тоже своеобразно. Справедливость
воспринимается им как этакая гладкая равномерность, когда "везде примерно
одно и то же" в смысле "хорошего" и "плохого". И что-то очень хорошее,
торчащее и выделяющееся над равномерно плохим, кажется таким же
оскорблением, как и грязная дыра посреди всеобщего благолепия. И даже хуже.
неосознаваемого предположения, что всг наблюдаемое является единым целым, и
как-то связано между собой. Всг зависит от всего, каждое явление как-то
соотносится со всеми остальными.
воспринимается не нейтрально, а либо как опасность и угроза (это гнездо,
откуда плохое расползгтся, и везде будет плохо), либо как жертва (везде
хорошо, потому что здесь плохо). Точно так же, что-то явно хорошее
(добротное, здоровое, сильное) на фоне общей нищеты, немочи и развала
воспринимается опять же не нейтрально (ну, вот всг развалилось, а тут как
новенькое, ну и что?), а либо как образец и пример для всех ("и везде так
будет, и на Марсе будут яблони цвести"), либо (чаще) как какое-то зло,
сосущее соки из окружающего мира ("им хорошо, потому что нам плохо").
Сияние богатых хором на фоне нищей деревни воспринимается (не умом, а
где-то на дне сознания) однозначно: вот он, упырь, насосался и пьгт соки.
Из нас. И даже если умом понятно, что совсем даже не из нас, в голове всг
равно крутится: "ишь ты... ему хорошо, потому что нам плохо... клещ...
упырь... все соки выпил". И желание избавиться от опасной нечисти, паука,
раздувшегося от выпитой кровушки, растгт.
как "светлый прорыв в тучах", либо как крокодил, который солнце в небе
проглотил. И тут же возникает желание крокодила прикончить.
необходимости пытаться за один присест осчастливить всю территорию
Российской Федерации, назвав ее жителей скифами. Но явленное благо должно
быть целостным, и ограничиваться какими-то естественными границами. Теория
"малых хороших дел" здесь не работает. Надо чинить весь забор, а не
заменять по штакетинке. Надо класть асфальт на всю дорогу, а не на одну
полосу.
Сразу. Чтобы ни у кого не возникало желание нагадить. Чтобы это сразу
вызывало... шок. Чтоб ни у кого ни рука не поднималась, ни язык не
поворачивался...
бутерброд, велел:
прав, но мы эти моральные... имперакливы сразу подкрепим и другими
доводами. Понятными всем.
кулака. На поясе у него висела кобура для пистолета. Пока - пустая.
кулаками. Ты там в уголовном Кодексе предусмотри, чтобы мелкие статьи не
поглощались большими, а суммировались! Если, скажем, ворюга совершил
двенадцать краж, то... если за каждую по году тюрьмы, то в целом это
выходило бы двенадцать лет. Побольше, чем сейчас за убийство.
страна и этот народ, в котором мы возрождаемся, сейчас в такой яме, что
куда бы не дернулись, все равно дорога только наверх, из ямы.
убедился, что кроме хозяина кабинета только Тор, вошел как-то бочком,
сказал негромко:
только о Высоком, но там пришли какие-то из Управления нежилой
собственностью. Говорят, что нас выселяют...
большой беды захолодило внутренности.
поеду я.
направился к двери.
исхудавшее лицо.
нервы горят. Отвлекусь хоть...
затемненными стеклами. Крылову даже показалось, что проделал даже с большей
поспешностью, чем раньше.
еще две машины, такие же угрожающе темные, массивные, но быстрые, тут же
помчались следом.
горбятся безобразные "ракушки", машина подкатила к зданию, куда совсем
недавно Крылов добирался на метро, затем троллейбусе, а потом с четверть
часа петлял по дворам.
шофер ухитрился выскочить раньше и распахнул дверцу.
неразговорчивые люди. На Крылова уставились с подозрением. Друг за другом
вплотную, несмотря на жаркий день, потные, уже раздраженные. Если это
очередь, мелькнуло в голове Крылова, то какие они будут, когда доберутся на
второй этаж?
плотно, как и на лестнице, затем голова очереди свернула в коридор. Сам
коридор Крылов не узнал: раньше широкий, самосвал бы проехал, убери стулья,
сейчас сузился вдвое, а стулья исчезли вовсе. Люди в один ряд, воздух
тяжелый, спертый, пахнущий нездоровым потом.
подозрительной яростью. Одна сразу сказала громко:
стоим!
отрезав жалобно-возмущенные крики.
напоенный запахами моря и хвои. Сам кабинет волшебно преобразился: втрое
просторнее, отделан темным деревом, паркетный пол, везде пахнет
евроремонтом.
ореха, зеленое сукно, в правом углу обязательный комп, по отсвету на свете
Крылов понял, что там крутится шарик скринсэйвера, но комп самый дорогой,
мощный, с наворотами и прибамбасами, абсолютно ненужными для работников
таких служб. А слева скромно открыт ноутбук последнего поколения, за
который легко отдадут пять вот таких компов, что справа.
Портрет написан маслом, в безобразно дорогой раме из красного дерева, с
позолотой. С полотна на Крылова свирепо глядел могучий дядя монгольского
типа, в монгольском малахае, жидкие усы, как у китайского мандарина, узкие
щелочки глаз, зато в руке хорошо выписанный короткий меч, похожий на
длинный десантный нож. Даже с зубчиками на тыльной стороне.
татаро-монгола. Приземистый, коротконогий, в длиннополом халате, он
опирался на копье и всматривался в даль, наверное, в даль степей.
Чугунная, массивная, высотой около метра, в углу на отдельной тумбочке.
Изображен немолодой угрюмый монгол, тучный и озлобленный на весь мир. Он
опирался одной рукой на пирамидку из черепов, другой придерживал меч на
поясе.