Чтение 50–й страницы книги ~Стоунхендж~

пращурам -- волкам.

Томас сказал нравоучительно:

-- Сэр калика, Господь сотворил человека по своему облику и подобию!
Из простой глины.

-- Тогда почему он себя ведет, как зверь? Тебе лучше поверить во
что-то другое. Например, твой господь, возжелав сотворить человека и не
найдя под рукой подходящей глины, превратил в людей стаю волков. А что?
Величия и мощи твоего бога не умаляет, зато многое в человеке объясняет.

Мысли Томаса были все еще на оставленной женщине. Спросил хмуро:

-- И женщин из волков?

-- Из обезьян, если судить по повадкам. Так вот, все люди знают, что
должны жить разумом. Даже самый тупой, что в соплях путается, и тот знает.
Но и тупой и умный одинаково живут чувствами, как собаки, кошки или
гусеницы. Даже когда думают, что сейчас-то идут по уму, а на поверку
оказывается, что вожжи все равно держит либо похоть, либо жадность, либо
еще что похуже!

Томас сказал невпопад:

-- Сэр калика, а хорошо ли мы сделали?

-- Не строй церкви, -- ответил калика, -- пристрой сироту! Вот мы и
пристроили. Что тебе еще?

-- Не знаю, -- ответил Томас угрюмо. -- Гадко мне как-то.

-- Но разве у нас был другой выбор?

Томас вспомнил нацеленные в его грудь копья и арбалетчиков за дубами,
передернул плечами.

-- Ты прав.

-- Разве ей не лучше в замке, чем глотать пыль и грязь с нами?

-- Ты прав.

-- Так чего тебе еще?

-- Гадко мне, -- сказал Томас со злостью. -- Мало ли что умом я
понимаю? А может, нам ум даден вовсе дьяволом? Не знаю, сэр калика.

К исходу второго дня Томас начал поворачивать коня. Олег, словно чуял
что, насторожился.

-- Куда?

-- Знаешь, -- буркнул Томас.

-- Возьмешь кремль штурмом аль осадишь?

-- Не скаль зубы, сэр калика. Ум говорит, что мы сделали верно, но
рыцарская честь сказала, что я сподличал. Еще: если обещались довезти ее к
жениху, то и должны выполнить, хоть кровь из носа.

Он пустил коня обратно. Калика, нахмурившись, поехал сзади. На лице
его было странное выражение.

Они проехали не больше двух верст, когда Томас ругнулся и натянул
поводья. Навстречу несся галопом всадник на взмыленном коне. Конь под ним
шатался. За ним скакали еще пятеро. Судя по крикам и выражению лиц, они
догоняли убегающего.

Томас пришпорил коня, выхватил меч.

-- Кто бы ты ни был, рыцарь всегда на стороне слабейшего!

Он наклонился к шее скачущего коня, тот перешел в тяжелый галоп, руку
Томас начал медленно заносить для страшного разящего удара. Всадник
приблизился, ветер сорвал капюшон с головы. Томас ахнул и едва не выронил
меч.

Яра пронеслась мимо, не подарив его взглядом. Томас едва успел
перегородить дорогу ее преследователям, обрушил меч справа налево,
действуя, как славянский мужик оглоблей. Удар пришелся плашмя, одного
вышиб, как чурку в лапте, тот улетел за дорогу, а второго достал концом,
благо двуручный рыцарский меч размером в самом деле с оглоблю.

Двое успели подать коней в стороны, проскочили. Пятый, раздирая рот
коню удилами, поднял его на дыбы перед Томасом. Рыцарь чуть подал коня
назад, с мечом в руке приглашал к бою.

Однако противник, глядя через плечо Томаса, ахнул, конь под ним
опустился на все четыре. Томас крикнул оглянулся, снова обернулся к
пятому.

Тот повернул коня и погнал его прочь. Конь под ним шатался, бока
ходили ходуном.

Томас швырнул меч в ножны. По дороге ползали, роняя кровавые сопли
двое, а еще двое лежали, как после косьбы на солнцепеке, будто в сладком
изнеможении разбросав руки и ноги. Калика держал коня Яры под уздцы, да
тот и не пробовал вырваться -- хрипел, ронял пену, дико вращал налитыми
кровью глазищами.

-- А, это ты, -- сказал Томас.

-- Это она, -- подтвердил калика.

Томас посмотрел мимо Яры.

-- Прости, если помешал вашей охоте...

Она посмотрела холодно вдаль, но не мимо, а сквозь железного рыцаря с
его доспехами, выкованными в лучшей миланской оружейной. Он ощутил этот
холодный взгляд у себя внутри, сердце дрогнуло и застыло, схваченное
ледяными пальцами.

-- Я просто ехала в земли бодричей, -- сказала она. -- Куда ехали эти
люди, я не знаю.

-- Их беда, что неслись сломя голову, -- вмешался калика. -- Нельзя
так! Вот и сейчас налетели сослепу, едва с ног не сбили.

Томас поглядел вслед последнему уцелевшему. Тот удалялся уже шагом,
конь едва плелся. Вид у надменного Томаса был таков, что знай он, за кем
гонятся эти пятеро, ни за какие пряники не стал бы вмешиваться.

-- Шахрай вышлет новую погоню, -- заметил калика. -- На этот раз
настоящую.

-- Он узнает нескоро, -- бросил Томас. -- Конь последнего уцелевшего
вот-вот падет. А пешком до замка еще версты три.

-- Если Шахрай уже не скачет вдогонку.

-- А он может?

Калика кивнул, да Томас и сам видел, что спрашивать глупо. Шахрай
бросит все силы, чтобы вернуть Яру.

-- Догоняем, -- ответил Олег.

Яра виднелась уже далеко впереди. Она ехала не оглядываясь, конь под
ней медленно приходил в себя после скачки. Калика изловил трех коней,
Томас поймал четвертого. Кони были измучены долгой скачкой, но еще могли
послужить, если чаще пересаживаться с одного на другого.

Догнали Яру, калика крикнул:

-- Твой конь запалился. Томас предлагает пересесть на... полусвежего.

Оба, Томас и Яра, посмотрели на него с великим удивлением, а Яра еще
и с недоверием Все же пересела, а Томас, похлопав заморенного конька по
взмыленной шее, посочувствовал с фальшивым лицемерием:

-- Ты прямо дракон!.. Такое нести...

Яра уже удалялась, ее конь шел бок о бок с конем калики. Держались
они так слаженно, что у Томаса зачесались руки сбросить друга наземь, а
самому ехать рядом со змеей с лиловыми глазами, вот так же касаясь своим
стременем ее, где пламенеет красный сапожок из мягкой кожи.

Лес впереди стоял черной непроходимой стеной. Олег лишь смерил его
сумрачным взглядом, а в ближайшей веси хладнокровно продал коней. Яра лишь
поморщилась, а Томас сказал с благородным негодованием:

-- Сэр калика!.. Иногда мне казалось, что ты человек благородного
происхождения, а теперь за версту вижу, что ты даже не рус вовсе!

-- А кто?

-- Цыган! -- заявил Томас убежденно. -- Это они постоянно продают да
покупают коней.

Калика пожал плечами.

-- Я продаю с выгодой. Мы продали восемь простых, а когда минуем лес
с его буреломами, купим на эти деньги четверых добротных.

-- Я и говорю, что ты цыган.

Калика замедленно запустил пятерню в рыжие волосы на затылке, почесал
с наслаждением.

-- Кто знает?.. Может, и цыган тоже.

Яра сказала ядовито:

-- Не англ, точно. У цыгана так кошелек с деньгами не срежут.

Томас потемнел, полдня шел через лес такой подавленный и молчаливый,
что даже Яре вроде бы стало жалко молодого рыцаря. Калика вел через чашу,
прислушивался. Дважды они слышали стук копыт, ругань, затем голоса
преследователей стихли.

Отдыхать калика не давал, гнал и гнал через лес. Яра снова стерла
ноги, но терпела, не желала унижающей человека жалости. Тем более от этого
отвратительного надменного бесчувственного англа, который весь в железе,
как перловица в раковине, словно такой же слизняк и неумеха...

Она вспомнила его белую, нетронутую загаром грудь, густые кудрявые
волосы на широких пластинах мышц, два узких шрама слева от ключицы, и
кровь прилила к щекам, а ноги потяжелели еще больше.

Привал был, как отпущение всех грехов. Яра ощутила такое облегчение,
что едва не потеряла сознание. Мясо выпадало из ослабевших пальцев, а
челюсти едва двигались. Она засыпала от изнеможения с куском хлеба в руке,
когда донесся приглушенный голос:

-- Они близко.

-- Оставили коней? -- спросил Томас.

-- Шахрай все оставит, кроме этой женщины. Вот дурак, а?

-- Ты сам говорил, на дураках мир держится. Затаимся или...?

-- Ты затаись, присмотри за Ярой. А я схожу посмотрю.

Послышалось шуршание, затем голос Томаса:

-- Я пойду... Мы пойдем по твоим следам. Пока сможем, конечно.

-- Лады. Как потеряешься, сразу схоронись и жди.

Шаги калики удалились, стихли. Яра с усилием разомкнула слипающиеся
веки. Вздрогнула: темнота была такой, словно она не раскрывала глаз. Из
тьмы медленно выступали деревья, а на темнеющем небе уже поблескивали
звезды.