степняки, не киммеры, не пустяки... не пустынники...
одобрением:
бросили сена. Те еще жевали, когда невры уже были в седлах. Двое мужиков
вышли на крыльцо, оба пошатывались, на странных горбатых зверей смотрели с
интересом, но без страха.
Дорога потянулась шире, в нее влились еще две. Верблюды пошли по два в
ряд. Мрак часто привставал, вглядывался. Изгои и Лиска начали замечать за
поредевшей мглой из дождя деревья, разрыхленные лоскутья земли.
шарахнулся. -- Здесь его не бывает вовсе!
соломы. Дома походили на раскоряченные грибы. Окна кое-где уже укрылись за
расписными ставнями из толстых досок, словно жители ждали нападения ночных
чудовищ.
слеги, замки и петли. Если такими перекрывают ставни, то и здесь живут
неспокойно. Род, создавая людей, много не умничал, лепил одинаковыми, как
следы своих сапог.
отважно вклинилась между волхвом и двумя страшными неврами -- угрюмым
оборотнем и глуповатым дудошником. Мрак невесело скалил зубы, подмигнул
Таргитаю. Мол, девка потеряла голову, берется охранять Олега от них, дабы
не мешали практиковаться в ведовстве.
воительницы. -- Ежели расчахнешь землю под селом, где теплые печи, еда,
молоко... то где ночевать будем?
трудное слово. Лиска бросала на Мрака злые взгляды. У нее был вид
разъяренной кошки, закрывающей задом котят.
огороды, на плетнях мокли повешенные для сушки горшки, глечики, кувшины,
даже расписные рушники, полотенца и скатерти. В огородах бродили гуси,
куры. Стадо коз паслось по ту сторону огороженных грядок.
на поясах -- тяжелые мечи с широкими лезвиями. Мрак сразу зыркнул по
сторонам, узрел за бревенчатым забором шапки из лисьего меха. Такой же
забор тянулся и с другой стороны. В пришельцев целились из луков.
Трехгранные наконечники мокро и нехорошо блестели.
оттеснил изумленного Мрака. -- В вашем селе у нас дел нет. Нам только
перебыть ночь. Мы заплатим за корм для себя и наших... коней.
лука и кислого пива. Кто-то за бревнами рыгнул, другой шумно чесался.
дупле:
хатка на отшибе! Но не вздумайте выходить ночью.
метнулись от дождя на крыльцо, их работа кончилась. Мрак привстал в седле.
За крепким забором лучники уже снимали тетивы. Растянутся на дожде --
выбрасывай сразу.
горячего... Мы ищем теплую печь, а не трудностей.
покосились, но массивные ставни белели свежестругаными досками, а могучий
забор говорил о том, что хозяин больше думал о защите жилища, чем о
лепостях. Мрак, возвышаясь в седле над острыми кольями забора, постучал
носком сапога в ворота:
крупнее, послышались неторопливые шаги. Сперва показалось острие рогатины,
затем выдвинулся хозяин -- медведистый и лохматый, всклокоченные волосы в
соломе, репьях и курином помете. Неопрятная борода веником, грязная
рубашка на груди разодрана, под черными волосами проглядывает извилистый
шрам. Мрак нахмурился, пощупал рукоять секиры.
нищих и бродяг? Мы они самые. Только на одну ночь, утром уедем. Заплатим
за еду и постель. Можем спать на сеновале.
вздохнул:
затылке. Ни удавиться, ни зарезаться. Прямо еще один маг вроде Гольша.
Грубо сколоченный стол, две лавки да печь на полкомнаты с грудой тряпья.
Воздух спертый, но сухой. Низенькая дверь ведет в кладовку, неужто там
что-то есть? Посреди дощатого пола поблескивает вдавленное в дерево
массивное кольцо: лаз в подпол. Кармалюк живет как перед налетом
киммерийцев: в подполе наверняка пусто, но можно прятаться. Дом спалят,
обломками да пеплом засыплет крышку. Переждет беду, вылезет.
облепленный соломой. С него текло, будто вылез из колодца.
будете?
голодных?
оборотня за плечо. Мрак не двигался, спал, положив голову на стол. Олег и
Лиска осторожно сели по ту сторону. От мокрой одежды шел пар. Лиска
вздрагивала, дула на озябшие ладони.
словно терли старые шкуры, две молодые женщины внесли еду. Под хищными
глазами Лиски их смешливые лица стали испуганными. Быстро расставив
кувшины с молоком, сыр и творог в широких листьях лопуха, а перед Мраком
-- как чувствовали! -- крупный ломоть холодного мяса, поспешно ушли,
подгоняемые злым взглядом огненно-рыжей женщины с кинжалом на поясе.
ведают.
покраснел, а глаза забегали. -- О селе... о дальней дороге...
спать. Ишь, распустил хвост, как заморский петух, сиречь павлин, ежели
Гольш не соврал.
Таргитай даже у Ящера первым делом попросит поесть, с петлей на шее не
откажется от пряника. Амазонка дважды отлучалась проверить, как устроили
ее коня и верблюдов: в мокром селе вряд ли сумеют их даже поместить, сараи
низковаты для горбачей. Мрака тревожили ее отлучки, но возразить не мог.
Мельком видел местных коней, поразился: не кони -- горы! Скалы возить --
не заморятся. Ноги как столбы, шею обеими руками не обхватишь. Вскачь не
пойдут, зато сквозь любой сарай как сквозь паутину -- не заметят, через
лес проломятся, будто через хилые кусты!
тревожному чутью, а ночью он по-прежнему чувствовал себя волком, хоть и в
людской личине. Ему нравилось ощущение освобожденности, легкости,
бездумности. Олег был прав, хотя вряд ли даже сам догадывался, насколько
глубоко прав, когда время от времени объясняет Лиске сущность звериного
счастья. Зверь счастлив всегда. Чтобы оценить, надо побыть хотя бы час
человеком. Многие навеки оставались волками в его родной деревне, не
находили сил вернуться в страшный человеческий мир. Волхвы всерьез
поговаривали, чтобы запретить перевертничество, а то и вовсе лишить людей
свойства перекидываться в зверей...
умеющий перекидываться волком, -- уже полчеловека. Пусть даже не знает о
своем уродстве, как, похоже, не знают киммерийцы, люди Пустыни... Их
волхвы, видимо, уже выхолостили свои народы, дабы уберечь, как считают. А
завтра, похоже, отнимут и топоры, чтобы ноги не поранили... Дров можно,
мол, и зубами нагрызть, бобры ж грызут?