его счет. Олег вовсе не ел, не пил, во все глаза рассматривал мохнатые,
чешуйчатые, панцирные, безволосые и вообще невообразимые существа,
половины из которых даже не видел в родном Лесу, а о трети вовсе не
догадывался.
ртом загляделся на сверкающие и переливающиеся перламутром пышные формы
русалки. Зеленые волосы падали на голые плечи и струились до поясницы, у
нее были длинные стройные ноги в зеленой блестящей чешуе, а за спиной были
белые крылья, как у гуся, которого Мрак утром сшиб на обед, только
побольше. Перья блестели длинные, с жесткими стержнями и упругими краями.
процедила:
ног.
незаживающей раной во всю грудь, волосатый, с жилистыми, как корни дуба,
руками, ногти как у медведя -- длинные, но крепкие как металл.
ненавидел мавок, безжалостно разрывал на куски, а настигнуть мог с
легкостью: двигался через лес как смазанная жиром молния.
деления на людей и нелюдей. Все понимают друг друга, все общаются... Вы
заметили, что здесь разговаривают даже с деревьями?
как-то хлебнул бражки, он даже с камнями разговаривал.
заморочить до смерти...
ногу?
волшебство у этой дырявой палочки есть, ибо ему, крепкому мужику,
приходилось попотеть, пока затащит какую девку за сарай, но когда зачуют
дуду этого лодыря, то раздеваются сами!
вон лесину срубил, на сто костров хватит, Олег травы какие-то показал, а
ты хоть котел вычисти!
Мраком, устремил задумчивый взор на несчастного Таргитая. Тот суетился,
усердно чистил котел от нагара, спешил, оглядывался на пляшущих девок.
следили за Таргитаем, -- видя, как род людской множится, решили отдать им
всю землю, а самим удалиться на небеса. Позвали людей, стали наделять.
Таким, как ты, могучим охотникам отдали леса, землепашцам выделили нивы,
рыбакам отдали реки и озера, морякам -- моря и океаны, рудокопам --
горы... Понятно, что купцы поспешили выпросить торговые пути, пастухи --
пастбища, девки -- румяна и притирания, старики -- завалинку... Все
разобрали к обеду, а певец явился только под вечер.
что-то, но Род лишь развел руками. Боги могут все, но что уже сделают, не
отменят ни они сами, ни другие боги. А где ты был, спросил Род, а певец в
оправдание: я, мол, пел...
Мраком.
руками... или крыльями. Дескать, ни осталось на земле, чем мог бы владеть
певец. Но зато ему, единственному, откроются небеса. И когда певец
пожелает, он всегда там желанный гость!
выражение. Где пройдет Тарх, а это все равно, что вести корову с
завязанными глазами, там пройдет и другая корова, ученая. Тем более, если
ее поведет он, Мрак. А с двумя коровами, уже бодливыми, можно взбаламутить
мир. Можно.
чудища с оскаленными пастями, но едва Мрак успевал ухватить секиру, как
детишки уже верхом на волках и чудищах гонялись за таким же визжащим,
орущим, кувыркающимся сбродом. Человеческие рожицы мелькали так же часто,
как рыла, хари, морды, а визг перемешивался с ревом, рычанием, хрюканьем и
верещанием.
закрыл дверь и опустил тряпку на окне. Им выделили самый просторный дом,
почти все дома и хаты стояли пустые: летом чаще ночевали в дуплах, норах,
на ветвях, многие ухитрялись спать на дне близлежащего болотца.
скребутся у порога, просят погреться. Когда ударят велесовские морозы --
ворона замерзает на лету, -- иное зверье тайком от своих приносит детишек,
скулит, дабы люди приютили, согрели малость, не дали сгинуть. Тайком,
потому что другие бьют: мол, из-за них крепкие да здоровые переведутся,
ежели спасать больных и хилых.
касалось девок, дудошник мог не спать и не есть. Олег и Лиска уже тихо
сопели, укрывшись одной шкурой. Он обхватил ее как крупного поросенка, ее
почти не было видно в его объятиях.
нечисть осталась! Неужто их тоже?..
почесал голову, поскреб шею, жутко перекосив рожу. -- Для меня они все --
люди. Мне так проще. Почему не спишь? Здесь сторожить не надо.
потащился следом, сел рядом на ступеньке. Ночь была светлая, лунная.
Деревья казались еще толще, в нагретом воздухе плавали густые запахи чаги,
смолы. Во тьме вспыхивали желтые огоньки, в дальних кустах шуршало,
недовольно хрюкало.
темень, кожа на скулах натянулась так, что вот-вот порвется. -- Гольш
говорил, что счастливой жизни не бывает, бывают только счастливые дни...
Он не знал про эту деревню! Сам видишь, во счастии. А мы? Как вышли, так и
мчимся сломя голову. Ни остановиться, ни оглядеться, ни понять...
спросил непонимающе:
И -- ничего. Не сопят, не чешутся. А мы только из дремучего Леса, сразу --
спасать сирых да обижаемых! Они сами о себе не хотят заботиться, а нам
ради них класть головы?
беду или опасность, кидался без раздумий. За нас вся деревня, как и мы --
за всю. А здесь мы за всех, за нас -- никто. А что, нам больше всех надо?
Нас ихнее зло вовсе не трогало!
киммеры пальцем не задели! И тебя! И Олега!!!
виду цел. Они иссекли мое сердце. До сих пор болит! Чую, как истекаю
кровью.
сих пор, когда вижу по ночам Степана, распятого на дверях его же хаты,
сердце щемит. Ежели не уследить -- обращусь в волка. Но это сочувствие,
Таргитай! Он чувствует боль, а ты сочувствуешь. У тебя той боли нет. Нам
незачем драться за их боль. Это не наша боль!
листве блеснула девичья голая нога, мелькнуло смеющееся личико с озорными
глазами. На невров посыпались спелые орехи -- крупные, наполненные ядреным
зерном. В сторонке высунулось другое девичье личико, а когда невры не
сдвинулись, выступило из листвы до пояса, показав крепкую девичью грудь,
длинные светлые волосы. Широко расставленные глаза смеялись. Мавка
показала неврам язык, в кустах раздались смешки, похожие на звон крохотных
серебряных колокольчиков.
распущенными волосами начали выскакивать на поляну. Самые отважные
Глуховский Дмитрий
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Посняков Андрей