трусость. Ни одна девка, даже рябая Дашка, не решалась выйти за Олега. Он
был на три года старше Таргитая, но не разу не подрался, бледнел, завидев
кровь. Когда однажды при нем резали козу, сомлел под насмешки парней и
девок.
тобой рядом... не сяду.
заорал, велел отворять, а то от двери останутся щепки, а землянку завалит
землей и бревнами. Тарас, громко шаркая подошвами, заспешил к двери.
Таргитай остался на прогретых костром камнях, уткнувшись в шкуры.
душегрейка мехом наружу распахнулась, обнажив такую же густую длинную
шерсть. Тугие мышцы обнаженных рук блестели в свете лучины, как
отполированные корни старого дуба. Огромная тень метнулась по всему
помещению, резко изламываясь при переходе со стен на потолок.
лавку чистым полотенцем.
Черная тень замерла, погрузив половину комнаты в темноту.
неподвижной фигуре Таргитая. Тот лежал как утопленник, вниз лицом и
раскинув руки.
взглянул на Мрака, губы виновато поползли в стороны:
Понял? Мечты -- это когда сможешь, если сильно напряжешь пуп, а грезы...
Иди с волхвом. Правда, трус редкостный. Такого куры лапами загребут,
бурундуки забьют до смерти. Зато хитрый! Иной раз в ступе не влупишь, в
ложке не поймаешь. Из-под стоячего подошвы выпорет... Гм, хотя в другой
раз хоть кол ему на башке теши, хоть орехи коли...
сапога пара.
поклоном подала гостю расписной ковш, спросив с надеждой:
волосатой груди. Росланиха перехватила ковш, опасаясь, что Мрак небрежно
швырнет в угол, неслышно отбежала к очагу.
не ходим. Ты же знаешь, где-то есть Люди еще. Я знаю, Боромир знает...
только не говорим про них.
глиняную свистульку.
дня. Больше не надо.
Тарх, что Олег. Неча зря еду переводить.
заплясал на блестящем каменном лезвии. Таргитай мигнул, глядя с тоской.
Острое лезвие блестело недобро, зло. Мрак отсекал с тридцати шагов крыло у
присевшей на дерево бабочки. Но секира слушалась только Мрака. Однажды
Таргитай попробовал метнуть, до сих пор вспоминать стыдно.
трусливый волхв не знаете, с какого конца браться. А жаль... Ладно,
увидимся.
воздухе, секира с хрустом врезалась в дверной косяк, задрав ручку вверх.
Росланиха вылезла из подпола, держа запотевший ковшик. В огромной ладони
Мрака ковш выглядел детской чашкой. Кадык заходил вверх-вниз, две струйки
потекли по краям подбородка. Мрак крякнул, не глядя, отбросил ковшик.
Росланиха тихонько ахнула, отвернулась, но не услышала треска.
ступеням к дверям. Он повернулся боком, ибо его плечи оказались шире
дверного проема.
удивленно покрутил головой:
пойму!
что я не заступлю. Так за что меня так?
погрузилось в твердое дерево почти до половины. Мрак ушел, черная тень его
секиры перечеркивала землянку пополам. Мать подняла крышку скрыни, а дед
повесил на ручку секиры кожаный мешок, бросил в него трут и огниво. Мать
вытащила из скрыни хорошо выделанную шкуру, сшитую в плотный спальный
мешок.
посмотрел на краснощекого внука.-- Одно слово -- никчема...
Раза три ссорились, Росланиха всплакнула, наконец лучина догорела, и они
легли спать. Таргитай перебрался на лавку, где мать уже заботливо
постелила для него самые мягкие шкуры.
скреблось. Таргитай поднялся, на ощупь подлил в мисочку молока. Таргитай
помнил только деда Иваша по матери, но тот был силач, богатырь, лютый в
драке. Такой не останется домовым -- с боевой секирой дерется в вирые, а
если попал в подземный мир, то рубится со Змеем! С Таргитаем домовой не
ладил. Дед Тарас загадочно поговаривал, что домовик чего-то требует,
добивается, но Таргитай не догадывался... и не хотел догадываться.
сдавленный шепот:
балахоне, в слабом свете луны было видно, что шел сюда по лужам, собрал
все репяхи и колючки.
огонь, раздул трут. При свете лучины Олег осторожно пробрался к лавке, где
лежали согретые Таргитаем шкуры, присел. Его трясло, он часто и сильно
чесался. Застонал во сне дед, а мать забормотала несвязное, прикрыла
ладонью глаза. Таргитай подтащил вторую лавку, лег рядом с Олегом и
поспешно задул лучину.
протяжный волчий вой. Лежали долго, прислушиваясь, наконец Олег проговорил
дрожащим голосом:
сладкие грезы, вообразил себя маленьким, когда все ласкают, дают ломтики
истекающих сладким медом сот, когда любим всеми, даже грозным Громобоем, а
тут этот трус...
бы выхаживали. Твоя лень и моя... нерешительность сидят в нас самих. В
деревне боятся, что зараза перекинется на них. Если не уйдем завтра,
забьют кольями.
как лесного зверя, а кольями, словно осатаневшего пса, у которого глаза
остекленели, а изо рта падает желтая пена!