сказано: не мир я принес, но меч!.. Предательство ни в какой вере не
прощаемо. Иуда предал, был наказан.
Какие же верные рабы? Я не бог, но за мной вон какая армия идет!.. А вы?..
Станьте же орудиями замысла своего бога! Исполните его волю. Все, что вы
сделаете, это и есть его воля. Ведь ни один волос не падет с головы, ни один
листок с дерева без его воли?
сам чувствовал затруднение, о богах как-то не думал, но, к счастью, со
стороны дороги раздались крики.
коней. Они тянули роскошную повозку, следом несся отряд таких же богато
одетых воинов в блестящих на солнце доспехах.
коней под уздцы, Из толпы вышел немолодой человек с совершенно седой головой
и такой же белой короткой бородкой, открыл дверцу и протянул вовнутрь руку.
Мужчина помог ей спуститься на землю. Она выпрямилась, в толпе заговорили,
начали опускаться на колени.
они готовы последовать примеру поселян, таким величием и властностью повеяло
от этой женщины. Она смотрела гордо, запавшие глаза лихорадочно блестели, а
темные круги под глазами только придавали вид много думающего и страдающего
человека.
Внучка великого воина и дочь воина, она была выдана замуж за доблестного
воина, а затем рожала воинов, гордилась их доблестями, славой, воспитывала в
духе доблести и подвигов. Почти все погибли в боях, но погибли со славой, а
внуки только начинали путь с оружием в руках, но она уже гордилась их силой
и мужеством.
свой род... и только этот последний сын, Мирдлихт, предал свое племя.
заметной ноткой усталости:
успела переодеться...
суток повозка не останавливалась больше, чем на несколько минут, пока меняли
коней.
каждым его движением:
но мы следуем им, как можем. Прости, но мы преследовали изменника, чье имя я
не хочу произносить вслух. Я чту веру нового бога, и... сам собираюсь ее
принять. Однако я чту и старые законы наших народов. Зло и предательство
должны быть наказаны. Однако в твоем присутствии я не осмеливаюсь судить,
ибо я молод... и знаю так мало! А вот ты...
Сбоку кто-то толкнул в бок, он скосил глаза на довольного Вехульда. Тот
прошептал:
У входа по-прежнему стояли люди Фарамунда, мечи наготове, но все смотрят в
эту сторону, никто не смеет переступить порога.
напряглись скулы, а дыхание матери конунга участилось. Ему показалось, что
она вот-вот потеряет сознание. Седоголовый встал с нею рядом, она оперлась о
его плечо, обвела собравшихся долгим взглядом.
страдающим. - Святилище Иисуса Христа не должно быть осквернено блеском
мечей и видом пролитой крови.
шепнул:
туман...
кричащая боль, а голос стал хриплым от страдания:
повернули коней и умчались в сторону крепости. Женщина пошатнулась, седой
человек подхватил ее под руку. Сзади поддержали, принесли стул, но она
покачала головой, кивнула на повозку.
путь, навстречу уже катила телега, нагруженная ровно отесанными глыбами.
Вехульд смотрел расширенными глазами, а Фарамунд, догадавшись по какому-то
странному наитию, подумал, что новая вера закладывает себе опасный
прецедент: карать без пролития крови... Но карать. Карать страшно и
беспощадно.
в ведре раствор из яиц и творога, что скрепляет камни крепче самих камней.
Стена росла, а когда дыра осталась едва ли для двух камней, изнутри вроде бы
раздался крик страха и отчаяния.
о котором будет передаваться из поколения в поколение. Язычница-мать должна
осудить собственного сына на смерть, но христианка не может пролить кровь
рода человеческого, да еще в церкви...
крупнее, чем было до сражения.
дорогу к югу, было истреблено полностью. А те, что остались в дальних селах,
в основном - женщины и дети, отныне станут франками.
поле битвы собрали оружие, с мертвых сняли доспехи, одежду, а мертвых
оставили в долине, на опушке и в лесу - кого где застала гибель.
бургундские воины! Но негоже своих захоронить, а бургундов оставить на
поживу лесному зверью!.. Пусть боги видят нашу справедливость.
дальше. А если кто христианин, то и вовсе возносится в их чертоги... в виде
пара. Без тела вовсе.
голосе. - Это вера хороша... во многом.
возвращается. Проведет ли всю зиму в Люнеусе, или же просто решил объехать
свои города и крепости, никто не знал, но челядь с удвоенным усердием
чистила, скребла, мыла, начищала медные подсвечники и светильники.
Клотильда прощебетала веселым голоском, что сам могущественный рекс изволит
посетить их бург. Служанка ее старшей сестры Лютеции так и осталась жить в
Люнеусе, уже не столько служанка, сколько память неутешным Тревору и
Редьярду об их милой Лютеции. Но эта дурочка не знала, что уже несколько
месяцев она живет в тягостном ожидании, что ее как овцу отдадут этому
человеку!
башню, но первыми всадников заметили дозорные. Тревор и Редьярд тут же
вскочили на коней и понеслись за ворота, стараясь встретить Фарамунда вне
крепости.
копыта, послышались сильные мужские голоса. Всадники соскакивали с коней,
осматривались хозяйски. Все они отличались от мужчин бурга, как соколы
отличаются от простых уток: в движениях сквозит сила и жестокость, взгляды
прицельные, чуть охрипшие голоса звучат громко и уверенно.
как шагают по трупам, в руке окровавленный меч, а глаза жадно ищут нового
противника. Особое внимание привлек всадник, который единственный был в
легкой кольчуге поверх вязаной рубашки, в то время как остальные воины
двигались в тяжелых железных латах. Похоже, он очень полагался на силу и
скорость своего длинного меча.
сильным и свирепым, а под блестящей вязью кольчуги скрывались могучие мышцы,
крепость которых она уже мысленно сравнила с гранитной плитой.
она сама оцепенела. Ведь после слов Тревора уже смирилась со своей участью.
Признала его правоту, готова идти даже за того старика, у которого на
востоке огромные земли и хорошая конница. Почти безропотно согласилась идти
за неведомого Фарамунда, вожака самой большой разбойничьей шайки...