– Многовато. Для суда довольно и одного-двух. Когда останется столько, перезвони.
Он отключил телефон, знаком велел долбить, чтобы камня на камне. У древних воинов, что дрались на этой земле, это, кажется, звалось тризной. Когда хоронили павших воинов, в жертву резали скот и пленников.
– Это по вас тризна, ребята, – сказал он. В горле был комок. С трудом сглотнул, прошептал: – И по всей танковой бригаде… по всем-всем… кто сложил головы так доблестно.
Оглянувшись на горящий КП, бросил сотовый телефон на землю, наступил. Под каблуком хрустнуло. Вообще-то для суда и одного не надобно. И так все ясно.
– Усилить огонь, – велел он лейтенанту. – Не понимаешь?.. Если хоть один бандит уцелеет, то найдутся сволочи, оправдают. Адвокаты на бандитах как раз и зашибают! А там, глядишь, снова кого зарежут…
Я содрогался вместе с землей, что тряслась под ногами, как при землетрясении, которому не было конца. Во рту был песок, щепки, соленый привкус. А потом вдруг навалилась оглушающая тишина.
Мне показалось, что я оглох, но вон и другие вертят головами, глаза очумелые, еще не верят, что все кончилось. Внезапно из одинокого здания мелко и жалко застрочил автомат. Умолк, выпустил еще одну куцую очередь, словно кто-то отчаянно берег патроны. После тяжелого буханья танков, после массированной стрельбы из гранатометов такая стрельба показалась жалкой и нелепой, словно комар пытался заесть омоновца в полном снаряжении.
Кречет поморщился:
– Кто там еще?
Чеканов вытянулся:
– Разрешите доложить! Там закрылся этот, как его… ну, который правозащитник! С фамилией как хвост у динозавра! Он к вам часто приходил. Разрешите подогнать танк и… прямой наводкой?
Кречет поинтересовался:
– А что не выходит?
Чеканов пожаловался:
– Ему предлагали! Крикнул, что будет отстреливаться до последнего патрона, а последний приберег для себя.
Кречет усмехнулся:
– Гордый!.. Не понимает еще, что мы на одной стороне. Бросьте гранату с какой-нибудь дрянью. Чтобы отрубился. Потом связать и в Москву. Таких надо беречь, даже если кусаются.
Чеканов сказал с сомнением:
– А кусается здорово… Как определяете, кто ваш, кто нет?
– Кто готов отдать жизнь за Родину, – ответил Кречет зло, – или кто готов отдать против… кто за честь и достоинство, до последнего вздоха защищает власть, или кто так же яро бьется против нее… это все моя партия. А на той стороне все под лозунгом «Не будь героем!». Неважно: коммунисты, нацисты, либералы, консерваторы… Иные времена, иные правы!.. Что скажете, Виктор Александрович?
Я развел руками:
– Вообще-то мы спасаем Америку от позора. Нет пленных, нет и вмешательства. Они скажут, что никого не посылали, что в наши внутренние дела не вмешиваются.
Кречет сказал сожалеюще:
– Вообще-то надо было парочку оставить для суда на растерзание журналистам.
Я проговорил медленно:
– На самом же деле… об этом пока никто не догадывается, но сейчас происходит величайший из переворотов. Не в политике! И не в выборе особого русского пути, русской идеи, не в исламе даже…
– А в чем?
– С России начинается возрождение… можно даже с прописной буквы, Возрождение всего человечества. Возрождение! Возрождение чести, достоинства, без которых человечеству не выжить. Возрождение необходимо миру, необходимо самой Америке. Но началось оно с России…
Чеканов напряженно прислушивался, все чаще задирал голову к небу, всматривался в бездонную синь. Я видел, как он темнел лицом, хмурился. Взгляд его все чаще останавливался на Кречете, Яузове. Когда он был шагах в пяти от них, внезапно выхватил пистолет, молниеносно вскинул и выстрелил, целясь в голову Кречета. Я, чуя недоброе, держался рядом, но ухватить за руку не успел, только ударил под локоть.
Грохот ударил по ушам, Кречет отшатнулся. Чеканов выстрелил еще дважды, я повис на его руке, пригнув к земле. Он коротко дернул локтем, у меня во рту словно взорвалась граната. Хрустнули зубы, во рту стало горячо и солено, но я повис на руке… и тогда он коротко и сильно ударил локтем.
Я отлетел в сторону, он повернулся и снова выстрелил в незащищенную грудь Кречета. Мелькнуло зеленое, пули ударили в грудь Яузова. Массивный, как слон, он заслонил Кречета, в руке министра обороны был пистолет, и этот пистолет плевался огнем.
Чеканов дернулся, даже бронежилет не спасает от болезненных ударов, он все никак не мог поймать в прицел Кречета, из груди Яузова брызнула кровь, и тут Чеканов содрогнулся всем телом: во лбу над глазами возникла красно-коричневая дыра, куда поместился бы грецкий орех.
Я с трудом поднялся, кровь текла из разбитого рта, я даже не выплевывал, больно, доковылял к Яузову. Кречет поддержал с другой стороны, усадил прямо на пол:
– Павел Викторович, зачем же ты…
– Вот уж не знал, – прошептал Яузов, – не знал… что и он…
Кровь текла из его широкой медвежьей груди из двух пулевых отверстий. Маленькие глазки из-под нависших бровей впервые не увильнули от встречи с моими.
– Ты… подозревал… верно… Я был с ними.
Мне почудился неуместный стрекот, словно верещал счастливый кузнечик, подзывая самку, затем стрекот усилился, я вскинул голову, из синего неба к нам спускался нелепый вертолет, легкий, ребенок проткнет пальцем.
Когда колеса коснулись земли, винт еще вращался, а по трапу тяжело сошел Забайкалов, весь начищенный, в строгом костюме, от него за километр несло дорогими духами.
Кречет рявкнул зло:
– А вы какого черта? Не видите, здесь стреляют!
Забайкалов прислушался:
– Надо чистить уши, господин президент. Уже не стреляют. Я думал, вам будет любопытственно… хотя бы отчасти. Потому и спешил. Но если я зря, то сейчас поворотим самолету оглобли.
Кречет оскалил зубы:
– Это вертолет! Раз уж дотащил свою толстую задницу, телись!
– Да так, пустяки, – сказал Забайкалов. Он с сомнением посмотрел на Кречета, который больше походил на старшину сверхсрочной службы после долгой драки, чем на президента. – Сам зря поспешил. Не надо было так нестись сломя голову. Новости-то ерундовые…
– Ну-ну!
– Да так… Пакистан готов предоставить свою территорию под наши военные базы. Еще Арабские Эмираты хотят купить у нас танки, новейшие самолеты и прочую военную технику на пятнадцать миллиардов долларов. Ну, еще Иран открывает границы для наших товаров. Еще какие-то мелочи… ну, вроде беспроцентных кредитов… так это в пять-семь миллиардиков… Кувейт просит наших инженеров, пришло время менять нефтяное оборудование по всей стране, подумывают о нашем… Стоило ли мчаться, не выпив чашечку кофе?..
Кречет уставился на него бешеными глазами:
– А, черт… Я сам вам заварю. В гильзе из-под снаряда.
Военные медики расступились, глаза Забайкалова расширились. Яузов хрипел, на широкой груди, заросшей черными мохнатыми волосами, белые бинты выглядели странно и пугающе.
Забайкалов виновато развел руками:
– Рад, что вы с нами. Честно говоря, уж простите великодушно, но, старая школа, подозревал вас, подозревал… А наш футуролог даже организовывал для вас утечку информации…
Яузов прохрипел:
– Ничего себе утечка!.. Но я в самом деле был с ними.
Кречет вскинул брови:
– И что же ты? Повязал бы нас, пряник бы дали. А от меня хрен что получишь…
Забайкалов спросил непонимающе:
– Но почему? Ты о попах такое плел…
– Струсил, – шепнул Яузов. Он сглотнул кровь, – Я из тех, полупорядочных… полуреволюционеров, полуреформаторов… Православие к черту, но хотел заменить тем, что ближе… католицизмом…
Он уронил голову на грудь, кровь сочилась сквозь перевязку. Кречет сказал сочувствующе:
– Ладно, лежи… Ты здоровый. Заживет, как на собаке.
– Сперва ждал, – заговорил Яузов снова, – как договорено, десанта… Потом этот чертов афганец! Когда бросился под танк с воплем «За Русь!», не только у меня сердце оборвалось. У Иваницкого пистолет вырвали, когда к виску… Ни один православный, ни один коммунист… А этот, мусульманин чертов, отдал жизнь сам, добровольно…
Его лошадиные зубы заскрежетали, будто грыз булыжник. Кречет быстро взглянул на меня:
– Что скажете? Ладно, вижу. Со стороны этого дурака была военная хитрость.
– А страна увидит, – одобрил я, – что армия и правительство едины. Правда, Яузову за такую хитрость все-таки пряник полагается.
Яузов переводил непонимающий взгляд с меня на Кречета. Тот вдруг сказал с яростным изумлением:
– Черт… Только я ни разу не выстрелил!
Забайкалов шагнул, загребая все внимание, церемонно поклонился:
– Поздравляю, господин генерал! Вы наконец-то стали президентом.
А Кречет, внезапно переходя от ярости к бесшабашной беззаботности, вдруг чисто славянским жестом почесал в затылке:
– Может, наконец-то сказать всем?.. Мол, Россия приняла ислам вовсе не из-за НАТО, не из-за разрухи…
Я выплюнул кровь и крошево двух зубов. Ладно, не жалко, пломба на пломбе, все равно менять, а президент раскошелится на голливудовскую металлокерамику.
– Шутите? К полной правде страна не готова. Пусть думают, что настоящий мокко пришел так же просто, как и подделки под него.
Забайкалов вытаращил глаза, но мы хохотали и хохотали, и он с неуверенностью заулыбался во весь свой огромный жабий рот.
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Пехов Алексей
Соломатина Татьяна
Прозоров Александр
Лондон Джек