поменьше горчило вино, Раньше побольше здесь было своих.
Не надо... ты все-таки дом, Дом,
океана до неба, где сидит Тот, кто смотрит весь наш сумасшедший спектакль и
ухмыляется в бороду.
переплестись "плетнем", способным заклясть небывалое.
у меня нет названия; да, так можно сойти с ума - но иначе у меня не получалось.
именовали Стариной Лайком, чувствовал тухлый привкус судьбы. Дни Предназначения
всегда начинаются рассветом, в этом они неотличимы от любых других дней,
бессмысленной вереницей бегущих мимо людей, а люди смешно растопыривают руки
для ловли ветра и машут вслепую - всегда упуская самое важное. Сквозняк змеей
скользнул в дом, неся в зубах кровоточащий обрывок бриза, и соленый запах моря
коснулся ноздрей Мбете Лакембы. Другого запаха, не считая тухлятинки судьбы,
жрец не знал - единственную в своей жизни дальнюю дорогу, связавшую остров с
островом, окруженный рифами Вату-вара с этим испорченным цивилизацией обломком
у побережья Южной Каролины, упрямый Лакемба проделал морем. Хотя западные
Мбати-Воины с большими звездами на погонах предлагали беречь время и лететь
самолетом. Наверное, вместо звезд им следовало бы разместить на погонах
циферблаты часов, ибо они всю жизнь боялись потратить время впустую. Неудачники
- так они звали тех, чье время просыпалось сквозь пальцы. Удачей же считались
латунные звезды, достойная пенсия и жареная индейка; западные Мбати рождались
стариками, навытяжку лежа в пеленках, похожих на мундиры, и называли это
удачей.
подниматься. Большинство береговых фиджийцев к концу жизни было склонно к
полноте, и жрец не являлся исключением. Когда-то рослый, плечистый, сейчас
Лакемба сутулился под тяжестью лет и удвоившегося веса, а рыхлый бурдюк живота
вынуждал двигаться вперевалочку, подобно глупой домашней птице. Впрочем, лицо
его оставалось прежним, вытесанным из пористого камня скал Вату-вара... Было
странно видеть такое лицо у жирного старика, и местные рыбаки тайком скрещивали
пальцы, когда им доводилось наткнуться на острогу немигающих черных глаз
Старины Лайка. Рыбаки смотрели телевизор и любили своих жен под вопли
компакт-проигрывателя, у рыбаков была медицинская страховка и дом, воняющий
пластмассой, но в море волны раскачивали лодку, а ночное небо равнодушно
взирало сверху на утлые скорлупки, и медицинская страховка казалась чем-то
несущественным, вроде муравья на рукаве, а слова Старины Лайка о муссоне
пополуночи - гласом пророка перед коленопреклоненными последователями.
жен, громко жалуясь на одиночество из темницы компакт-проигрывателя.
углу у земляной печи, Мбете Лакемба вышел во двор. Посторонний наблюдатель
отметил бы бесшумность его шага, удивительную для возраста и телосложения
жреца, но в доме Старины Лайка не водилось посторонних. Зябко передернувшись,
старик снял с веревки одежду и принялся натягивать брезентовые штаны с не
перестававшими удивлять его карманами на заднице. Эти карманы удивляли жреца
много лет подряд, потому что задница нужна здравомыслящему человеку, чтобы на
ней сидеть, а не хранить всякую ерунду, сидеть на которой неудобно и даже
болезненно, будь ты правильный человек с Вату-вара или рыбак, верящий
одновременно в приметы и медицинскую страховку.
совершенно не промокли от утренней росы - но это пустяки, если знаешь слова
Куру-ндуандуа, зато карманы на заднице...
втянул ноздрями воздух. Нет. Рассвет по-прежнему пах обреченностью. Даже
сильнее, чем при пробуждении. Так уже было однажды, когда жрецу пришлось
схватиться с Двухвостым Змеем Туа-ле-ита, духом Тропы Мертвых, беззаконно
утащившим душу правильного человека. Белый священник еще хотел тогда увезти
Лакембу в госпиталь, он твердил о милосердии, а потом принялся проклинать
дураков с кожей цвета шоколада "Corona", потому что не понимал, как может
здоровый Детина больше недели лежать неподвижно с холодными руками и ногами,
лишь изредка хватая сам себя за горло; а в Туа-ле-иту белый священник не верил,
что удивительно для жреца, даже если ты носишь странный воротничок и называешь
Отца-Нден-геи то Христом, то Иеговой.
Магдалины, иначе двухвостый Туа-ле-ита не только заглотал бы украденную душу
вместе со жрецом, задохнувшимся под кислородной маской, но и славно повеселился
бы среди западных Мбати. Хотя вопли белого священника, распугавшие
духов-покровителей, не прошли даром: вскоре островок Вату-вара позарез
понадобился звездным погонам для их громких игр. Рассвет был правильным - после
забав западных Мбати-Воинов остается выжженный камень, гнилые телята со
вздувшимися животами и крысы размером с добрую свинью, радующие своим писком
духа Тропы Мертвых.
большой звездой и без того втайне порицал расточительность правительства: верх
глупости - оплачивать переселение "шоколадок" за казенный счет, особенно после
выплаты им двухсотпроцентной компенсации. Так что жители Вату-вара разъехались
по Океании, неискренне благодаря доброе чужое правительство, а пароход со
смешным названием "Paradise" повез упрямого Мбете Лакембу с его матушкой прочь
от родных скал.
забывая плеснуть горсть соленых слез и на крохотную насыпь Стрим-Айленда.
махал со своего катера Старине Лайку - даже мающемуся похмельем капралу было
видно, что сегодня старика обременяет не только полусотня фунтов жира,
способная заменить спасательный жилет, но и изрядная порция дурного настроения.
голову на столешницу, Плешак Абрахам - да еще сидел в углу, за самым чистым
столиком, незнакомый коротышка в брезентовой рыбацкой робе.
привыкнет к сумраку после солнца, вовсю полыхавшего снаружи.
послышался грохот посуды, сменив доносившееся перед тем гитарное треньканье -
мексиканец-подручный сломя голову кинулся жарить бекон и заливать шкварчащие
ломтики пятью яйцами; вкусы Старины Лайка не менялись достаточное количество
лет, чтобы к ним могли привыкнуть, как к регулярной смене дня и ночи.
держал перед собой близко к глазам, и воззрился на Мбете Лакембу. Если поначалу
он явно предполагал, что темная маслянистая жидкость в чашке рано или поздно
превратится в кофе - то сейчас одному Богу было известно, в кого он намеревался
превратить разжиревшего старика.
Меня зовут Флаксман, Александер Флаксман. Доктор ихтиологии. Присаживайтесь,
пожалуйста, ко мне, а то я скоро подохну от скуки и не дождусь катера.
жреца трепетали, ловя вонь судьбы.
не собирался делать. - Мбати Лакемба? Явуса но Соро-а-вуравура?
Явуса На-ро-ясо. Туна-мбанга ндау лаваки. Оро-и?
плеваться всякой дрянью, пусть выметается на улицу.
раньше не находилось повода взъесться на доктора ихтиологии.
повернулся к обозленному Кукеру. - И не принадлежу ли к общине "Взимающих дань
со всего света"? А я ответил, что с момента зачатья вхожу в касту жрецов,
м-атангали-мбете.
"испражняющегося камнями" отвратительное произношение. Думали, я не знаю
диалекта Вату-вара?!
правильного человека - кроме того, за "ндау лагваки" на родине Мбете Лакембы
вызывали на поединок в рукавицах, густо утыканных акульими зубами.
моей жизни я отдал вашим скалам, вашим букетам и отмелям и в первую очередь
вашим тайнам, уважаемый Мбаете Лакемба! Если бы мне кто-нибудь сказал тогда,
что годы спустя меня смоет за борт и я окажусь на забытом Богом и
пра-ви3ельством Штатов островке, где встречу потомственного жреца из общины