хаос, если сейчас на границе круга убьют человека, который не хочет
ничего.
завтрашнюю - нет, уже сегодняшнюю! - газету и вышел на балкон. Ветер
вырвал хлопающий лист у меня из рук и понес вдоль темных молчащих окон,
пока не наигрался и не нацепил газету на ветку дерева. Утром ей уже никто
не удивится.
слова, - где радость освобождает человека от него самого. В бездне мрака,
где любовь зажигает огонь смерти, я вижу зарю вечной жизни. Благодаря этой
необъятной любви нам дается радость умереть для самих себя и выйти из
себя, растворившись в жгучей тьме".
твоя правота не облегчает моей судьбы, и не бывает правоты на все случаи
жизни".
садится в кресла партера. Занавес. Ваш выход".
раскрытой шахматной доской с выстроенными фигурами, держа в руке бутылку с
красным "Немеш Кадар".
деревянные войска.
лестнице и выскользнули из подъезда в сонный переулок.
равниной, все медля скатиться за горизонт; и алый фильтр
наползал на линзу закатного прожектора, багряными отсветами
заливая зубцы крепостных стен, заново окованные створки ворот,
кольчуги и шишаки дружины, упрямо склоненные пики ополчения, и
дальше, дальше, через неширокую полосу ничейной еще земли -
бунчуки, подстриженные гривы, мохнатые шапки и изогнутые клинки,
и длинная вереница повозок, растянувшаяся узким полумесяцем...
нет на этой земле места еретикам и инакомыслящим, и что сегодня каждому
воздастся по вере его. И тесно было Городу и Степи на сегодняшней равнине.
суровому лицу Эйрира Кангаа, Отца пуран, Владельца белой кошмы. Голова его
была непокрыта, и ветер, трепавший символ Друга людей Безмо, не
осмеливался тронуть вьющиеся черные волосы вождя - некогда черные, а
теперь обильно усыпанные пеплом седины, золой сгоревших лет. И лишь на
самом дне сузившихся глаз его иногда еще мелькала прежняя улыбка веселого
табунщика Кан-ипы, но лишь на самом дне и очень, очень редко. Смерть
Хозяина белой кобылы - один палец. Всеобщий хурал - второй палец. Уход за
Занавес друга Безмо и избиение шаманов - третий и четвертый пальцы.
Объединение племен - пятый палец. Целая ладонь власти. И вторая ладонь. И
третья.
городским стенам, туда, где на небольшом возвышении хлопал крыльями
лилово-белый плащ патриарха Скилъярда Проклятого, главы Топчущих Помост.
Успел, успел еретик сжать в кулак железную руку городских дружин, успел
протянуть ее над неукротимостью степного половодья, успел... И взгляды
вождей скрещивались над крохотным плацдармом ничейной, пока ничейной
земли, где сильнейшие ломали копья в ярости поединков, и несколько тел уже
замерли поодаль, а последний все стоял, опершись обрубком ноги на труп
лошади, пока милосердие стрелы не отпустило его на вечную свободу.
великое зрелище, и горе нарушившему ее вечный и прекрасный порядок. Пусть
при взгляде на гибель немногих сердца многих переполнятся отвагой и
гневом, пусть глаза их станут цвета печени врага, а в ушах зазвучит
барабан безумия. Пусть... Есть еще время.
сразу привлекли три нелепые фигуры, вышедшие на ничейную землю и медленно,
неуклонно продвигающиеся к центру. Они брели, огибая тела, а глаза воинов
удивленно скользили по пятнистой хламиде, бурому бесформенному балахону, -
пока не останавливались на плетущемся позади невысоком узкоплечем
человеке.
блестящей влажной патиной... Они стояли. Они молчали. И слез не стеснялись
вожди.
же ты был так долго...
куда-то в сторону, я остановился и устало опустился на труп неизвестно
откуда взявшейся здесь лошади. На большее сил уже не оставалось.
людьми плоскогорье. С этого момента Мом превратился в сомнамбулу. Он еле
переставлял ноги, не отзывался на наши окрики, отказывался от воды и,
казалось, все силы его уходили лишь на одно - удержать, не выпустить
наружу неведомое, закипавшее у него внутри. Мы с Сартом по очереди
буквально тащили его на себе, и горный бесконечный серпантин цеплялся за
наши стоптанные подошвы.
заметить, совсем небольшой мешок. Чуть дальше, за серым уступом,
напоминавшим спящего кота, обнаружилась ветхая хижина и тело старика на ее
пороге. Он умер совсем недавно, разложение еще не успело вдоволь
натешиться им; рот мертвого был приоткрыт, и я заметил, что у старика был
вырезан язык. По всей видимости, давно. Сарт долго смотрел на покойника и
наотрез отказался идти дальше, пока мы не похороним хозяина хижины. Мне
пришлось немало повозиться, прежде чем я сумел вытащить из скрюченных
пальцев безъязыкого старца его посох - и я еще подивился тому, что посох
был окован полосами стали, с массивным набалдашником на одном конце и
коротким острием на другом. Позднее рывшийся в хижине Сарт вынес оттуда
ржавое зазубренное лезвие боевого топора и, нацепив его на посох-древко,
воткнул секиру в холм из камней, которыми мы завалили могилу вместо земли.
Еды в мешке с трудом хватило на два с половиной дня. К тому времени мы
спустились с плато и пошли вдоль пенной клокочущей речушки. Мом есть не
стал.
дорогу кучка вооруженных оборванцев. Один из них без долгих разговоров
полоснул меня ножом по руке - рана сильно болела потом, но оказалась
неопасной - и тогда Мом убил их всех. Убил вяло, равнодушно, и, по-моему,
он так и не понял до конца, что делает. Так мимоходом отодвигают колючую
ветку, случайно оказавшуюся на уровне лица. Так наступают на муравья. Мом
убил их, и мы пошли дальше.
Это напоминало эпилептический припадок. Он бился в конвульсиях, бился до
тех пор, пока Сарт не сжал обеими руками его всклокоченную голову и не
уставился ему прямо в выпученные глаза. Я не думал, что это будет так
страшно.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Белов Вольф
Ковальчук Вера
Влодавец Леонид
Пехов Алексей