Чтение 16–й страницы книги ~Дорога~

Орфи облегченно вздохнул. Такие деньги у него были. Даже кое-что
должно было остаться.

- Отлично. Значит, завтра с утра. Скажем, часов в десять.

Чарли повернулся к молчащим музыкантам.

- Слыхали, что шеф сказал? Завтра к десяти на старом месте с
инструментами. И не опаздывать!..

Бенни и Ник синхронно кивнули, неловко попрощались с Йоном и
направились к выходу. Орфи заметил, как Бенни зацепился за стул и, достав
из кармана очки в дешевой круглой оправе, нацепил их на свой длинный нос.

- Слушай, Чарли, - спросил Йон, - а почему ты назвал меня шефом?

- Для солидности. Я сказал ребятам, что ты нас финансируешь. Может,
они решили, что ты миллионер?

- Ясно, - обреченно протянул Орфи.

Зал был пустой и холодный. Половина ламп под потолком не горела,
сквозь какие-то щели просачивался холодный ветер, крутя по замызганному
полу пыль, конфетные бумажки и окурки. Правда, сцена имела вполне
приличный вид.

Ребята уже устанавливали аппаратуру. Оторвавшись на несколько минут
от этого занятия, они помогли Йону вкатить на сцену его видавший виды
маленький электроорган. В углу, уткнувшись в газету, сидел унылый парень
неопределенного возраста в потертой кожаной куртке с многочисленными
"молниями", таких же вытертых джинсах и широкополой шляпе, надвинутой на
лоб. Парня звали Дэвид Тьюз, и он был вокалист. Рядом лежал футляр для
флейты, обшарпанный и заношенный, как и его хозяин.

Вокалист вяло поздоровался с Орфи и снова спрятался в свою газету.

Настройка заняла около двух часов, после чего Йон раздал музыкантам
ноты и уселся за электроорган. Рояль действительно стоял у самой стены, но
Орфи решил отложить его на потом. Рядом со "Стейнвеем" поблескивал
кнопками новенький синт, купленный Беркомом накануне.

- И это все? - осведомился Чарли, пробежав глазами ноты. - Тут игры
на двадцать минут! И вокала нет.

- А ты что, хочешь сразу целую программу?

- Конечно! Я тут прихватил кое-что из недавних своих... Со словами,
кстати!

- Ладно. Но начнем все же с меня. Сам говорил, что я шеф, терпи
теперь... А через пару дней я еще принесу, есть замысел... Начали!

Йон уселся поудобнее и взял пробный аккорд. Инструмент звучал хорошо.
Орфи заиграл вступление.

Через несколько тактов к нему присоединился ударник. Незаметно,
исподволь в мелодию вплелась гитара - все-таки Чарли был мастером своего
дела. Басист немного запоздал, но быстро сумел подстроиться.

Вокалист оторвался от своей газеты и с интересом слушал. Потом
расчехлил флейту, собрал ее... К счастью, ему не нужно было никуда
подключаться.

...Когда затих последний вибрирующий звук, все некоторое время
молчали. Чарли отложил гитару, подошел к Йону и задумчиво ткнул одним
пальцем в клавишу. Подумал - и ткнул еще раз.

- Это настоящая вещь, - заявил он. - Я не знаю, поймут ли ее, но это
- музыка.

Они репетировали около двух месяцев. С каждым разом Йон становился
все требовательнее, доводя своих коллег до бешенства, заставляя
проигрывать куски снова и снова, изнуряя всех и не щадя самого себя.
Наконец музыка перестала рассыпаться на части, подобно карточному домику.
Изредка Йон садился за рояль; но с каждым разом все реже и реже.
Акустический инструмент с трудом монтировался в электронное звучание -
впрочем, Тьюз неизменно таскал с собой флейту и вставлял ее робкое
придыхание во все паузы, несмотря на молчаливое неодобрение Чарли. Звук у
Тьюза был шершавый, чуть надтреснутый, но на редкость выразительный.

Теперь можно было выходить на публику.

За неделю до концерта они собственными силами привели зал в
относительный порядок, за что практичный Чарли выторговал у хозяина
уменьшение арендной платы до сорока трех фунтов в неделю. Затем все тот же
вездесущий Чарли договорился со знакомым художником насчет афиш, и через
день реклама их группы замелькала на стенах Саутгемптона и даже кое-где в
Сити. Правда, у Альберт-Холла афишу повесить не удалось, потому что к
Чарли с грозным видом направился полицейский, и тому пришлось уносить ноги
от греха подальше.

Накануне концерта Йон почти не спал. В девять часов он подскочил, как
ужаленный, и побежал в зал, хотя премьера была назначена на пять часов
вечера. Там он долго бродил между кресел, нервно курил - впервые за многие
годы - потом уселся в первый ряд и сам не заметил, как заснул...

Они сидели в небольшой комнатке за сценой и ждали, пока соберется
публика. До начала выступления оставалось пятнадцать минут, а зал был
заполнен едва ли наполовину.

- Ничего, соберутся, - успокаивал всех Чарли. - А в крайнем случае,
для первого раза и пол-зала неплохо. Главное, чтобы им понравился концерт.
Тогда завтра будет аншлаг.

Все же к началу выступления зал был заполнен почти на две трети.
Дэвид вышел к микрофону и объявил название первой вещи. Йон поудобнее
устроился за своим органом и весь ушел в игру. Он не видел зала, не видел
слепящих прожекторов, не видел даже своих товарищей; он не слышал, что
объявлял Дэвид - он играл. И он чувствовал, что играет сейчас лучше, чем
когда бы то ни было. Да и остальные - тоже. Мрачная, экспрессивная музыка
Чарли, с жестким ритмом, насыщенная до предела, подавляла зал, заставляла
слушать, не давая возможности думать о постороннем. После последней песни
Чарли зал взорвался аплодисментами - это было больше, чем они
рассчитывали.

Затем, после пятиминутного антракта, Тьюз объявил композицию Орфи.
Йон был в ударе. Густой, сильный звук его органа заполнил зал, мелодия
струилась, лилась, постепенно нарастая, поднималась вверх; изредка она
словно срывалась, но затем снова выравнивалась, неуклонно стремясь ввысь.
Йон закончил на самой высокой ноте, и ее отзвук еще долго висел в зале.

Послышались редкие хлопки, но и они вскоре замолкли. Тьюз объявил
последнюю вещь. Йон снова заиграл. Но что-то было не так. Приподнятое
настроение улетучилось. Орфи играл через силу, и это передалось остальным.
Когда они закончили, зал молчал. Почти половина слушателей ушла после
первой композиции, и остальные тоже спешили к выходу. Никто не
аплодировал.

Чарли подошел к угрюмому Йону и положил руку на его плечо.

- Они просто не поняли, Орфи, - тихо сказал Чарли. - Но они поймут.
Мы еще будем играть в Альберт-Холле, а не в этом сарае.

Еще неделю выступали они со своей программой. И с каждым разом
слушателей становилось все меньше и меньше, и большинство из них уходило,
когда начинали играть пьесы Йона. В игре Орфи появилась несвойственная ему
раньше ярость, одержимость. Он как бы мстил своей музыкой тем, кто не
хотел его слушать. Но люди уходили, и группа завершала выступления в почти
пустом зале.

А когда концерты закончились, все пятеро собрались в знакомом
кабачке, чтобы обсудить свои дела.

- Так мы долго не протянем, - заявил Чарли. - Сборы едва покрывают
арендную плату.

Чарли, как обычно, сгущал краски.

- Да что деньги! - досадливо поморщился Бенни. - Проживем как-нибудь.
Репертуар менять надо.

- Слушай, Орфи, - неожиданно перебил ударника Чарли, - давай вместе
писать. Я буду той глупостью, которая так необходима твоей мудрости. У нас
должно получиться. Что скажешь?

Йон, до того сосредоточенно листавший рекламный проспект концерна
"Дионис", поднял голову.

- Попробуем, - безучастно сказал он.

Сначала у них ничего не получалось. Йон и Чарли спорили до хрипоты,
доказывая каждый свое, а дело не двигалось. Примирил их Бенни. Однажды
вечером он, никого не предупредив, заявился к Орфи. Его появление пришлось
на самый разгар спора. Бенни уселся в кресло, внимательно слушал вопли
коллег и изредка подбрасывал в образовывавшиеся паузы какие-то
малозначительные детали. И спор незаметно улегся сам собой. С тех пор
Бенни неизменно сидел в кресле, все время поправляя сползавшие с носа
очки.

Через две недели Йон снял со своего счета последние деньги, чтобы
оплатить аренду зала и афиши.

Народу набралось немного. Видимо, плохая реклама сделала свое дело.

Когда все пятеро рассаживались по местам, в зале послышались жидкие
хлопки, но и те скоро смолкли. Чарли взял пробный аккорд, Бенни выбил
предстартовую дробь, и концерт начался.

Йон играл правильно, но без особого вдохновения. У него в голове уже
начал созревать план. Пусть группа пока играет песни Чарли - они дают
кассу, а тем временем...

...Что-то разладилось в звучании ансамбля. Слушатели еще ничего не