лаконца было ясно, что, скорее всего, он больше не вернется в Фивы;
оставались Автолик с Амфитрионом, обещавшие Креонту поднатаскать бывших
учеников из первого набора, кому сегодня семнадцать-восемнадцать, чтобы
они через пару лет... короче, все это было трезубцем по воде писано, и
басилею лишь прибавлялось головной боли.
глаза фиванцев, мелькнувшее в толпе сморщенное личико сумасшедшей карлицы
Галинтиады, спотыкающийся шаг Алкмены, учителя Автолик с Кастором,
махнувшие рукой из первого ряда зевак - вокруг лаконца и сына Гермеса
образовалась некоторая пустота, и ближайшие к ним горожане робко жались
друг к другу - караульщики у ворот, сами ворота, стены города...
А тебе?
коней, заставляя их идти шагом, не торопиться, не уносить настоящее от
прошлого слишком быстро - и колесницы Амфитриона и Телема сперва вырвались
вперед, а там и вовсе скрылись за поворотом.
оставляемый город, и поэтому видели они разное. Близнецы видели, как с
востока из-за Фив выдвигается гроза, беременная ливнем, разворачиваясь в
полнеба и словно ожидая мига, когда колесницы скроются за поворотом, и
тогда гроза наконец облегченно вздохнет, колебля вершины кипарисов, и
рухнет на покинутые Фивы тугими потоками, рыча и скалясь...
Амфитриона остановилась у обочины дороги, сам Амфитрион соскочил с нее и
направился к камню, на котором кто-то сидел.
дороги сидит покойный Лин-кифаред.
определил, что сидящий на камне человек существенно отличается от Лина,
хотя и похож, очень похож - но моложе лет на семь-восемь, и овал лица
мягче, а бороды он не бреет, лишь коротко подстригая ее на щеках и
подбородке; еще человек чуть-чуть сутулился, глядя на Амфитриона снизу
вверх, а Лин никогда не сутулился... при жизни.
подъезжая и останавливаясь у колесницы Телема. - Или в Иолке.
- И не в Иолке. Я - здесь. Но, поверь мне, совершенно случайно.
много слышал об Алкиде... о них, что боги не простят мне, если я
пренебрегу этой встречей.
подбежав к отцу.
словно камни в воду. - А это... это Орфей, брат Лина.
брат.
кулаки, - я... меня очистили!.. Креонт. Поросенком.
это ты Алкид, правда? И по твоим глазам видно, что ты готов предложить мне
выкуп за смерть моего брата или собственную жизнь вместо выкупа. А твой
брат предложит мне свою жизнь вместо твоей... а потом это сделает ваш
отец. У вас хорошие глаза, мальчики, в них легко смотреть, как в
прозрачную струю горного ручья - но изредка ручей набирается сил и
превращается в реку, несущуюся вниз и яростно брызжущую пеной!.. Нет, я не
возьму с вас выкупа за Лина: наша с вами встреча - достаточный выкуп. Ведь
я узнал сегодня, что не одна Фемида слепа; слепы и другие боги, хотя и
мнят себя прозорливыми!..
изваяниями возвышались лошади, запряженные в мраморные колесницы с
мраморными возничими, небо медлило обрушиться грозой, забыв дышать и
вслушиваясь в речь Орфея, в ее причудливый ритм, в странные созвучия
гибкого, чуть глуховатого голоса - Орфей уже давно молчал, а все казалось,
что в воздухе звучат невидимые струны, перебираемые невидимыми пальцами...
и лежала рядом с камнем зачехленная кифара.
длинноногая, порывистая, едва ли намного старше близнецов, похожая на
спешащую куда-то лимнаду, нимфу лугов.
его замелькали веселые искорки. - Это моя жена, Эвридика. Мы с ней идем в
Фивы, к Тиресию. В Пиерии, на нашей свадьбе, прорицатель Эпер заявил, что
наш брак будет счастливым, если я разучусь оборачиваться... а объяснить
свои слова Эпер отказался. Вот, хочу спросить Тиресия - может, он что
скажет...
гроза над Фивами по-прежнему медлила, словно давая войти в город двум
путникам, мужчине и женщине; Орфею, тридцати двух лет от роду, и
шестнадцатилетней Эвридике.
другу по вечерам у пылающего очага разные истории... ведь все считали, что
Орфей, сын Ойагра и Каллиопы, и Геракл, сын Зевса и Алкмены, впервые
встретились в гавани Иолка, где готовился к отплытию двадцатипятивесельный
"Арго"...
безмятежным покоем летнего леса и обильными возлияниями под жареную на
углях баранину.
сосредоточиться и покинуть стоянку гостеприимных пастухов, но
сосредоточиться с утра не получалось, днем было слишком жарко, а к вечеру
в ручье уже остывали две-три амфоры (а иногда и четыре-пять амфор) с
хмельными дарами Диониса, жалобно блеяли двое-трое (а иногда и
четыре-пять) ягнят, влекомые под нож, и двое-трое (а чаще четверо-пятеро)
юных пастушек шли к ручью, призывно подмигивая, дабы ниже по течению омыть
уставшие за день члены и выяснить, что они, то есть члены, не такие уж
уставшие, тем более, что гости приехали прыткие не по возрасту, в чем
многие пастушки уже успели убедиться.
временем с молодыми пастухами, которые в первый же день вознамерились
устроить близнецам "Паново посвящение" - куда входило катание на баране,
окунание в ледяной источник, тесное знакомство с пастушьей палкой и
множество других, интересных с точки зрения киферонской молодежи вещей.
местного юмора, и посвящение не состоялось. Вернее, состоялось, но не
совсем так, как намечалось.
принимал в свои обжигающие объятия совсем не тех, кого предполагалось
вначале, крепкие пастушьи палки ломались о не менее крепкие головы и спины
- в результате чего установились мир и взаимопонимание, и молодые люди
дружной гурьбой отправились подглядывать за купающимися пастушками.
интереснее.
да хранят они нас и не оставляют своим благоволеньем! - и настал тот день,
когда Амфитрион и Телем с немалым сожалением покинули гостеприимный
Киферон и отправились домой, в Фивы.
своего отца (басилей Эврит за последние пять лет четырежды наезжал в Фивы,
в палестру, и всякий раз оставался доволен и Ифитом, и успехами близнецов,
пряча ревнивый огонек, нет-нет, да и вспыхивавший под густыми бровями), но
и то, что он, Ифит-лучник, теперь единственный учитель на целых двоих
учеников!
только диву давались и хмыкали в кудлатые бороды, видя, как по приказу
Ифита близнецы вихрем носятся вокруг стад наравне с пастушьими псами,
скачут через ручей туда-сюда, взяв по увесистому камню в каждую руку,
ясеневым древком от копья друг дружку молотят да кулачным боем с
длинноруким Ифитом тешатся!