его запуталась... Ну, я в вой, а мне пальцы корявые в рот, и ловко так, ты
ж глотку мою знаешь, Ангмар, а тут давлюсь - и ни звука! Стихла я, и
хватка полегчала; стоит сзади змей их копченый и хихикает: "Будь у тебя
уши, говорит, баба ты глупая, башмак разношенный, уши пошире сокровищ
твоих женских, так ты б за лигу слышала, как мужики подходят. Гляди, ржет,
- а глазищи холодные-холодные, - гляди, заново невинной сделаем, жилами
воловьими, что на струны идут: а то нитки на тебе лопаться будут..."
вылетает, а за ним пахан их и вслед: "У-у-ублюдок! Еще раз влезешь, где не
просят - там оставлю! И плитой наново завалю..."
вроде не жаловал таких ранее, а я тебе за нее Слюня подарю...
поймает - не уйти...
Сам схожу. Пора, видать, знакомиться...
надо... Они второго дня дальше двигать собрались, на пустырь, помнишь, где
еще псина эта приблудная со стаей Рваного сцепилась.
вроде вас рвал такой лет восемь назад. Худущий, одни глаза, одичал совсем,
в репьях...
молодой тогда гулял, не уберегся, ушлый дед попался... Добрый пес - ну и
что?
псина эта и ночевала. В лес сбегает, пожрет чего - и опять на пустырь -
ляжет и воет. Мы в деревне думали - отъедет зверь, тоской изойдет. А потом
уже Су рехнулся, и зверь его на дух не переносил - рычит да скалится, а
убогий все шиповника наломает и раскидывает по камням. И там набросал, на
лежбище - так ночью вроде стоны пошли и вой дикий; утром дурачок еще по
веткам прыгал, ноги изодрал, а сам счастливый такой... Снова зелени
навалил и удрал, а с вечера волки-то и пришли, как учуяли чего. Пастушонок
Рони рассказывал, как пса волки смяли, подох, бедный... Полстаи положил,
Рваному лапу у бедра перекусил и глотку так и не выпустил, а уж на что
вожак был, всю округу в страхе держал. И ветки все смяли и покидали по
сторонам...
языкатому!.. Он потом заливал, что как светать стало, видал он на пустыре,
у псины конченой, оборотня ночного, варка, стало быть... С рогами и
дыханием огненным, - и будто плакал варк поганый над собакой блохастой,
как над дитем малым... Дурость человеческая, дурость да язык лопатой! Где
ж это видано, чтоб Враг слезу точил, кровушки ему, что ли, захотелось,
собачьей, а товар протух - так расстроился, родимый, не докушал!..
пустырь и собираются, сама слышала, тут дороют и пойдут, а место там
недоброе, гнилое место, и ты, Анг...
смех его в тишине замершей рощи. - Уговорила, лапа, не стану я ждать, пока
на пустырь полезут. Завтра, лапа, завтра - завтра знакомиться будем!..
стараясь выбраться из страшной тени нависающего над ним Гро.
ж я, друг твой, брат твой, чего ты взбеленился-то... Отлезь, Гро, отлезь,
я ж не со зла, ты не подумай - Удавчик, отец, скажи ему, ну нельзя ж из-за
струны лопнутой зверем скалиться... Я ж нечаянно, ну спеть захотелось, я
умею, честно, только лей у тебя дубовый, не тянет...
сложенным камням, ослабляя на ходу крепления и доставая запасную струну.
Слюнь моментально отполз под ненадежную защиту Вяленого, увлеченно
ковырявшегося в зубах, и привалился к груде щебенки, натасканной по
приказу Арельо для совершенно неясных целей.
разбросанными ногами.
своеобразным манерам Вяленого, - жара, наверное... Тоже мне, Льняной
голос, небось, такие же дубины и прозвали, не иначе - нельзя уже и сбацать
на доске его... Я Ноле хотел показать, чтоб не дразнилась, кто ж мог
знать, что там колок перетянут? Убил бы ведь из-за дерьма своего
раздерьмового, словно мне лишний раз помереть, как ему на Луну выть;
тихий-тихий, стерва, так в тихом доме-то варки водятся, хорошо хоть, Вером
в дыре сидит, а то б добавил, не иначе...
умом поскрипи - это ж Грольн Льняной голос, он проклятый, на его лее не то
что тебе, рукосую, - никому играть нельзя, на себя проклятье переймет,
понял?!.
мужик как мужик, ты еще пеленки мочил, а он песни пел да на дело бегал, а
то, бывало, чего новенького склепает и продает в кабаке - по монете за
строчку... Мы со смеху дохли, да и он тогда еще губы растягивать не
разучился. А потом его на турнир словотрепов затащили, в замок, что ли...
Ну, и он им там выдал - про пророка какого-то замшелого, как в ученики к
нему варк влез и все добру учился. Днем, значит, в гробу квасится, а ночью
добру учится. Полежит-полежит - и на проповедь, отощал совсем, а как
панцирники взяли пророка за седалище, чтоб знал, где и чего - так варк к
учителю кинулся, чтоб поцелуем к Вечности приобщить и от мук избавить.
Только не потянул он, чтоб за раз все браслеты надеть, да и стража
оттащила... Как там Гро пел, сейчас... "и достался, как шакал, в добычу
набежавшим яростным собакам." Или бешеным собакам, забыл уже. В общем,
вставили пророку, ученички деру дали, а варк разнесчастный в Бездну их,
Голодные глаза где, кинулся.
после пропал у него голос. Мыкался, бедняга, и по скитам ходил, и ночами в
места темные лазил, вернуть голос, а там хоть дождь не иди... И вернул,
только молчит все больше, когда не поет. Знающие люди говорили - проклятый
он, и нет ему смерти, ни первой, ни последней, пока петь может. Вот
тогда-то они с Веромом и сошлись...
приближающегося незнакомца в широкой накидке с капюшоном. Удав, не
оборачиваясь, пододвинул ногой увесистую кирку и огляделся вокруг.
Удава и уже уверенно закончил: - Мы сами себе хозяева.
есть к Его Занятости...
ответил.
неудобной позе; шея затекла и болела. Голова немного кружилась, и во всем
теле была ленивая гулкая слабость, как после высокой температуры. И это
еще называется "с меньшей затратой энергии"! Экстрасенс чертов, знахарь
доморощенный!..
столе у дивана лежала записка, в отличие от меня, устроившаяся вполне
комфортабельно и явно гордящаяся аккуратным, почти каллиграфическим
почерком:
вмешиваться в ваши отношения с Морфеем. Дверь я запер, спите спокойно,
дорогой товарищ. После сеанса вы можете себя неважно чувствовать -
поначалу такое бывает, потом организм адаптируется и привыкнет. Зайду
завтра вечером, если вы захотите - проведем еще один сеанс.
улучшилось. Я пошел бриться, проклиная свою нежную, как у мамы, кожу -