Трои, хоть до Меонии рукой подать! А теперь ясно: великий Геракл срок у
Омфалы отбыл - и берет крепкостеную Трою!
кто-то другой, - Геракл берет Трою...
такой: если что берет, значит, берет...
С меня выпивка!
двадцати, носящий народное фракийское имя Лихас - мигом соскочил наземь и
затесался меж беженцев.
голос почему-то напомнил поездку на Ойхаллию трехлетней давности, когда
десятник сопровождал Лаомедонта и сыновей к покойному басилею Эвриту. -
Геракл под Троей! Спасайся кто может!
вливаясь в улочки, ведущие к центру города - и скоро у Скейских ворот
осталась лишь стража да фракийцы.
имело предела. - Во-он ваш Лаомедонт несется... грех царя в город не
пускать.
вытащить из пазов огромный окованный медью дубовый брус, служивший засовом
- как в ворота вихрем ворвалась колесница Лаомедонта, а следом за ней еще
три.
удила коней, Лаомедонт едва успел свернуть в переулок, ведущий к
центральной агоре [агора - площадь]. - Да запирайте же!
накренившись на повороте, опрокинулась, вылетевший возница ударился
головой об угол дома и замер, а лошади помчались дальше с истошным
ржанием. Одного взгляда, брошенного в сторону побережья, хватило
десятнику, чтобы понять: стоит немного промедлить с выполнением последнего
Лаомедонтова приказа, и в город на плечах бежавшего и бросившего свое
разбитое воинство царя ворвутся проклятые ахейцы во главе с обладателем
львиной шкуры.
бегством и верностью долгу, десятник глубоко вздохнул и собрался было
устремиться вниз, дабы лично возглавить оборону Скейских ворот - но ноги
отказались служить бравому вояке, а все команды, так и не родившись,
умерли и стали разлагаться прямо в груди, спирая дыхание.
Скейских ворот.
подошвами десятниковых сандалий, затем двинулся дальше и вверх; вот он уже
на уровне колен отпрыгнувшего назад десятника, вот достиг живота... по
медной обшивке дубового бруса скрежещет стрела, посланная перепуганным
часовым с башни, но засов неуклонно продолжает свое движение.
плечи, бугристые руки, ладонями упирающиеся в потертую медь, подобравшийся
живот, весь в жесткой черной поросли - но лица человека, несущего засов,
ему не видно.
фракийцу.
на несущего засов человека. - Вот веришь, приятель: и ростом мы с ним
вровень, и в плечах я чуть ли не пошире буду, и если я не сын Зевса, то уж
во всяком случае внук [по отцу, благочестивому Эаку, Теламон - внук Зевса;
по матери Эндеиде - внук кентавра Хирона] - а так не могу! По ступеням, с
этой дурой на загривке... нет, не могу!
десятнику: - Жить хочешь?
стреляли больше. Понял? Теламон, проследи...
короткий меч десятника сам собой покидает ножны и, ожив, плашмя шлепает
бывшего хозяина по ягодицам.
обоих подпрыгнуть на месте.
поворачивается - и десятник узнает его.
десятника, он чувствует это, хотя не понимает, что именно, и никак не
может перестать ухмыляться. - Геракл берет Трою...
лже-фракийцы, сгоняющие в кучу не оказывающих сопротивления стражников. -
Почему - берет?
тихо отплыли из Иолка, оставив на берегу расстроенных Пелея и Тезея
Афинского - из известных героев с Иолаем и Ификлом отправился лишь
буян-Теламон; всех же остальных, чье исчезновение непременно породило бы
волну слухов, способную докатиться до Трои раньше ахейских кораблей, Иолай
заставил вернуться домой.
ветеранов самоубийственно наглым налетом отвлекли на себя внимание
троянцев и сумели продержаться на узенькой полоске суши между кораблями и
насыпью (которую сами же и насыпали семь лет тому назад) ровно столько,
сколько было нужно.
причалили у южной оконечности мыса Лект, и Ификл, взяв с собой пятьсот с
лишним воинов, умудрился прокрасться вдоль лесистых склонов Иды почти к
самой Трое - чтобы потом открыто и неожиданно ударить в спину солдатам
Лаомедонта.
громогласно об окончании рабства у Омфалы - вспомнил Хиронову науку и
верхом прискакал из Меонии к мысу Лект, пригнав с собой табун в десять
голов; там он взял Теламона, Лихаса (не потому, что коренной фракиец, а
потому что парень, три года не видевший своего кумира, просто обезумел от
счастья) и еще семерых, которые во время походов на Диомеда-бистона и
амазонок научились искусству всадника - короче, десяток ложных фракийцев
затесался в толпу беженцев и весьма своевременно попал в Трою,
задержавшись внутри у Скейских ворот.
вступил в Салмонеево братство, когда силой отправил собственного сына
Подарга на Флегры, как быка в стадо; когда отдал в жертву Гесиону и потом
гнал Геракла-спасителя прочь, кичась неприступностью стен и титулом
"живого бога".
послушно бросали оружие, даже если их об этом никто не просил; горожане
передавали из уст в уста грозное имя Геракла и проклинали заносчивого
Лаомедонта - втайне надеясь, что великий сын Зевса утолит желание
отомстить и не станет разрушать или так уж рьяно грабить несчастную Трою.
Лаомедонт Троянский, поддерживая еле стоящего на ногах сына - юношу в
помятых изрубленных доспехах и с непокрытой головой, чьи волосы слиплись
от крови.
Алкиду и Ификлу в львиной шкуре поверх панциря.
Теламон, сбился на середине фразы Лихас, замолчал один воин, другой,
третий... пятый...
жертвенник, - сухо бросил Лаомедонт, переводя взгляд с Алкида на Ификла. -
Теперь это жертвенник Гераклу-Победителю.
обращаясь только к братьям. - Вы немедленно прикажете своим людям покинуть
пределы моего города, но сами - все, кого я вижу - останетесь здесь до тех
пор, пока мои условия не будут выполнены. Иначе... иначе я принесу в
жертву Гераклу этого человека. Моего сына. Итак?