Чтение 58–й страницы книги ~Кровь пьют руками~

раствориться в этом безумии, этом хаосе Смерти.

Саша! Сашенька!

Странно, мне казалось, что уже ночь... Мне казалось, что я мертва.

И все мы - мертвы...

Под ногами хрустит битое стекло. Впереди - развороченная баррикада. За ней
- черные коробки мертвых танков. Еще дальше - горящий Госпром.

Закатное солнце отражается в уцелевших окнах. Или это огни пожара?

- В-вот и все! Я же говорил, с т-тобой ничего не случится!

Рука Игоря обнимает меня за плечи.

Я глубоко вдыхаю холодный весенний воздух.

Улыбаюсь - отвечать нет сил.

Живы!

Живы мы, живы тысячи тех, кто был приговорен к смерти. Бажанов уже уехал
на юг - железный парень, наш генерал!

Жив Город.

И в нем нам жить дальше.

Небо снова чистое - ни облачка.

- Здорово! - Игорь оглядывается, на его лице - знакомая улыбка. - А я
д-думал, признаться, что н-наверху - лунный пейзаж!

Я не выдерживаю - и тоже улыбаюсь. К счастью, Город уцелел. К счастью -
для нас. Те, кто явились убивать, - мертвы. Смерть ушла на север, превращая в
серую пыль людей и металл. Но об этом не хочется думать.

Потом!

Все потом!

- Заявление об отпуске н-написала?

- Заявление?

Я оглядываюсь кругом - и внезапно понимаю. Война кончилась, Прокурор
Фонаря может подавать в отставку.

- Ничего, п-пошлем факсом! - Игорь смеется, я смеюсь в ответ. Как просто!
Можно уходить прямо сейчас, по хрустящему битому стеклу. Дорога в тысячу ли
начинается с первого шага. Первого шага к серому пляжу, по которому маленькая
девочка гонит синий мяч. К маленькому острову, где живет страшный идол бога
Ронго.

Игорь смотрит на часы, вскидывает рюкзак на плечи.

- П-пора! Вертолет уже на месте. Наверное, надо удивиться. Маг - конечно,
Маг, но вертолет!

- Жаль, умер г-господин Молитвин! В вертолете как раз три м-места.

Да, жаль! Этот приказ сотрудник Стрела не выполнила.

- Ну что, пошли, голубушка?

Я киваю - и застываю на месте.

Голубушка?!

Игорь вновь смеется, качает головой:

- Я ведь обещал, что сам вытащу тебя! Не заб-была? Видишь, даже "Этна" не
понадобилась! Про ужин в "Берлине" п-помнишь?

Я становлюсь камнем - мертвым камнем среди мертвых камней.

"...Держитесь,голубушка. Если что, немедленно шлите сигнал "Этна". Лично
полечу вас вытаскивать".

...Старый добрый дедушка надевает пятнистый комбинезон, деловито
подтягивает ремень десантного "АКС-99"...

* * * - Девятый! Господи, Девятый!

Вместо эпилога

DEUS

ОПЫТ ВЫСОКОЙ МЕССЫ,

или Он всегда любил счастливые финалы

Я вышел на поиски Бога.

В предгорье уже рассвело...

Александр Галич

Я видел сегодня Бога. Бог ехал в пяти машинах...

Борис Слуцкий

I. KYRIE

"Прощай, Легат; прощай, бог... смешной бог без машины. Прощай..."

Надгробие с мертвой девушкой вспучивается ядерным взрывом, и, прежде чем
опрокинуться в беспамятство, я вижу: гребень волны, под которым на алтаре
распростерто изрезанное бухтами побережье, а с гребня мне машет Пашкина рука,
раскрывая в привете зубастую пасть.

Машу в ответ.

...трижды садился переделывать этот кусок - вотще. Дубль-пусто. В окно,
лишившееся стекол еще уТром, при артналете на Павловку, ползет промозглая
сырость; два свитера, надетых под куртку, спасают мало, пальцы коченеют, но я
знаю - дело не в холоде и не в пальцах.

Просто не всегда Печать в моей власти.

Смешно: подписано в печать, сдано в печать, допускается к печати, не
допускается... смешно.

Губы трескаются: больно.

Смешно и больно.

- Иероним Павлович! Что было со мной, когда вы вошли в камеру?

Равнодушное пожатие плеч:

- Вы же знаете...

- Иероним Павлович! Я видела фотографию...

- Тот, кто вам ее показал - редкий дурак! - Старик резко повернулся, глаза
блеснули. - А вообще-то говоря, я не давал клятвы Гиппократа. И если бы не
Алик... Не Олег Авраамович... Я бы спокойно оставил вас на милость здешних
эскулапов.

Откровенно. Только о чем он? Господин алкаш Залесский попросил помочь? С
какой радости? Неужели из-за Эммы ? Выходит, так!

- Скажите, Иероним Павлович, меня могли принять за... мертвую?

...перечитываю, прихлебывая остывший чай. Раздражает. Соринка в глазу. Все
время хочется вычеркнуть это "...если бы не Алик... Не Олег Авраамович...".
Прости, старик, - реальность слишком пружинит, когда я умоляю белые барашки на
синих волнах подчиниться, создать брешь между смыслом и вымыслом... прости,
Ерпалыч, ее я смог оставить, вытащить, вплести до поры в ткань, зато
Фиму-Фимку-Фимочку я удерживаю из последних сил, на пределе, не позволяя
ринуться в дымный колодец, где свет в конце тоннеля грозит обернуться фарами
встречного поезда; а вот Миньку и тебя... не удержать мне тебя, Ерпалыч.

Помнишь: "Ты только поскальзываться не вздумай, у меня у самого ботинки
скользкие, не удержу я тебя, Ерпалыч..."

Вот такие дела.

Мне остается лишь раз за разом возвращаться в ту расхристанную комнату,
где мы с тобой пили перцовку с утра.

Еще по одной?

Я нелеп, и в этом моя сила.

Бежать некуда. Госпром горит, и огромный небоскреб университета - тоже, и
военная академия. Но это - ерунда, пустяки. Страшное - не здесь, страшное там,
на юге.

...Перевернутые автобусы, дымящиеся воронки, сорванные взрывом палатки. И
люди, люди, люди...

Мы капитулируем.

...я капитулирую. У меня жар. Чайник все никак не хочет закипать, я
пританцовываю на месте, потому что иначе упаду, а падать нельзя, нельзя
падать... закипел.

Ну почему, почему мне не отпущено блаженства просто взять в руки автомат и
выйти на улицу?! - туда, где Фол, Ритка, все, кто еще пытается удержать Город!
Я не просил этой чаши; я не хочу, не хочу пить ее, захлебываясь горечью
обреченности, проливая капли на одежду...

Но меня забыли спросить, чего я хочу, а чего - нет.

Место каторжника - на каторге.

Место Легата - у Печати.

Обжигаясь, беру чайник - вместо автомата, которого у меня все равно нет.

Кипяток, заварка, мед, зверобой; водки нет, есть коньяк, на донышке -
симферопольский винзавод, пять звездочек, на этикетке гей с крыльями и название
"Икар". Отца Дедала рядом нет - удрал, скотина, не захотел на этикетку, не
захотел признаться, что у Икара никогда не было крыльев...

Черт с ним: в конце-то концов, Лабиринт для Миньки тоже он, Дедал хренов,
построил... хоть за это спасибо.

Лью коньяк.

Возвращаюсь с чашкой в руке и прекращаю капитуляцию.

У меня тоже никогда не было крыльев.

...Море. Ярко-зеленое море, белые барашки на волнах.

Чайки.

Острый плавник, словно серая молния...

Лицо.

Знакомое лицо с незнакомыми пустыми глазами. Я узнаю этот взгляд - так
смотрел на меня умирающий Ворон.

- I'm Paul Zaiessky. Are you listening to me?

-Пол? Паша?

Чай обжигает горло, расплавленным оловом проваливаясь внутрь. Пашка,
почему ты не машешь мне рукой?! Страшной рукой, способной рвать и обнимать,
пить кровь и прощаться до поры...

Молчу.

Пока молчу.

Пальцы вяло скользят по клавиатуре, поддерживая баланс: точка, точка,
запятая... вышла рожица смешная... смешная рожица со стеклянными лужами в
глазницах.