Махайра нежился в ласковых отсветах и громко рассказывал о том, как он,
Волчья Метла, Шипастый Молчун и эспадон Гвениль были тенью ускользающего
Мэйланьского Единорога.
Абу-Салима и покинули Кабир почти на день позже нас. По дороге они
останавливались в тех же караван-сараях, знакомились со слухами и
сплетнями, и двигались дальше, не нагоняя нас, но и не слишком отставая.
нами, если не считать возникшего между нами общения) и опять же через день
после нас вся эта погоня благополучно прибыла в Мэйлань.
появляться на виду...
Грозный Бхимабхата Швета, что огнем в ночи пылает, съел Семи Небес ворота
и "драконовкой" закушал... Благодетели!
они, ни Волчья Метла, ни даже Махайра о "Джире о Чэне и так далее" ничего
не знают! Это ведь чисто человеческая выдумка - Диомед наболтал кучу
глупостей сказителю, старый дурак насочинял с три короба, Чэн слушал, я
узнал от Чэна, Обломок и прочие - от меня...
Придатки - не Придатки, Блистающие - не Блистающие, и что вот рука
аль-Мутанабби, вот Чэн, а вот я... а потом вот Чэн-Я или Я-Чэн...
Тем более что к словам Обломка никто особого интереса не проявил, сочтя их
очередной выходкой Дзюттэ.
шута?!
похоже, больше не злится. У Чэна с Чин дела обстояли несколько сложнее, но
тоже налаживались. На всякий случай я прислушался к разговору людей -
правда, опасаясь испортить себе умиротворенное и расслабленное настроение.
ковал.
перевязанный бок.
уволокли, один джир чего стоит!.. Да, кстати, ничего, что я вот так
запросто, без церемоний? Андхака с Амбаришей не обидятся?
Кабирском переулке остались...
кузнец, дергая себя за бороду. - Кое-что с собой прихватили... - и он
глянул в сторону небольшого бурдюка, который после боя все время таскал с
собой, никому не доверяя.
Вы ведь исчезли! Мы ночь пробегали - и во дворец...
признаться, порядком соскучился.
Высших! Ну, мы ведь тоже почти все Высшие - пустили нас, знакомьтесь,
говорят, это вот секира Юэ Сач-Камал, глава здешних Тусклых! После этого
мы уже ничему не удивлялись... Проводника они нам дали. Местный, Охотничий
нож Ла. Вон он лежит, с теми Блистающими, что мы из плена отбили. У
Придатка его лошадь плохая была, он отстал сперва, когда мы с холма-то...
а потом... Ну, в общем, испортили у ножа Ла Придатка. Совсем. А нам еще
перед самым отъездом из Мэйланя этот Тусклый, Юэ Сач-Камал, через Придатка
своего старого тыкву-горлянку передал. Пусть, говорит, ваши Придатки перед
боем оттуда по четыре капли отопьют. Больше не надо, а по четыре - в самый
раз. Проще, говорит, им тогда будет... Только не успели они - не то что
выпить, даже вынуть не успели. Некогда было... Так что теперь мы все -
Тусклые. Все как есть. И искать тебе, Единорог, некого. Вот они мы,
рядышком! Лови - не хочу!
вопрос до конца.
заворочался, словно неуютно ему стало. - И даже не деревня, а так... А в
деревне - колодец. А в колодце...
легко было.
Чэн-Я. - Пятеро батинитов и проводник, мир их праху... И ранены - все. Кто
в живых остался. Один я вроде бы цел, спасибо Кобланову сундуку да доспеху
аль-Мутанабби! Да уж, по-Беседовали...
спасибо сундуку?
как язык - длинней и заковыристей Волчьей Метлы.
каждом втором слове, - ни царапины на старой, а все почему, а все потому,
потому-поэтому, да и зачем же шулмусикам старуху-то обижать, я же им
ничего плохого, ни-ни, пальцем не тронула, ни на вот столечко - а что
лошадкам ихним ноги портила, так лошадки у них злющие, хвостами машут,
копытами топочут, зубками клацают, едут на старушку и едут, едут и едут, я
отмахиваюсь, а они едут, я отмахиваюсь, а они едут, а потом не едут,
умаялись лошадки, да и я умаялась, старушечка...
бедная!.."
сторонке полежали бы, в холодке... глядишь, целее были бы!
видите? Фальгрим, вон головня, посвети-ка!.. Ну и шишка! Выше Белых гор!
подлец, норовил в бурдюк топором сунуть! Я бурдюк убрал-то, от греха
подальше, так он меня обухом и зацепил! Ну и я его тоже... зацепил
немного...
раскололся бы! Небось, сам себе герданом сгоряча и треснул, пока бурдюк
спасал!
Беловолосый.
чуть не съездив Диомеда по макушке.
шишка на лбу. Все сходится! Ты, Железнолапый, теперь вместо гердана прямо
лбом бей - и проще, и надежней...
потом вдруг застонала Ниру - у нее открылась рана - и смех мгновенно
смолк, Чин и Матушка Ци бросились к знахарке, а молчавшие пятеро батинитов
сказали, что пусть все ложатся спать, а они будут караулить пленных - но
Чэн-Я подумал, что им просто хочется побыть наедине с собой, истиной Батин
и душами убитых братьев, и...
дергаешь бессмысленный пузырь за ниточку, погружаясь в дрему; и так легче
забыть то, что было, легче не думать о том, что будет; легче, легче,
легче...
оглядывался вокруг. А вокруг меня был зал, зал Посвящения в загородном
доме Абу-Салимов, и напротив меня на своей подставке лежал ятаган Фархад
иль-Рахш фарр-ла-Кабир.
колыбель. Я находился в ногах, а Фархад - в головах. Наверное... потому
что колыбель была покрыта тканью, и я не видел новорожденного Придатка, а
потому не знал, где у него голова, а где - ноги.
Дикое Лезвие. Ты не боишься?
притворяться рекой. Ты плывешь по нему и думаешь о прошлом, а оно
становится настоящим; ты думаешь о будущем, а оно тоже становится
настоящим или вообще не наступает никогда, и ты плывешь сперва как Дикое
Лезвие, потом как ятаган Фархад, потом ты плывешь большой-большой, как
ятаган Фархад иль-Рахш фарр-ла-Кабир, а после, неожиданно, время перестает
притворяться, и ты пропускаешь удар, и отныне ты - никто, и можешь стать
кем угодно...
и та же рука. Я помню его, Придатка Абу-т-Тайиба аль-Мутанабби, я помню