толкнули лицом на скамью. Девушка закричала, дернулась, но держали
крепко. Цепь, висевшая на руках, натянулась, прижимая ладони к
твердому дереву, чья-то свинцовая задница бухнулась на ноги.
вскрикнула, но тут же закусила губу, решив молчать - до конца, до
черного беспамятства. Не будет сотникова дочка черкасских кровей под
плетьми вопить! Не будет! Не будет!
спине, по ногам, снова по спине, ниже, по свежей ране, по
окровавленной коже. С каждым мигом боль становилось все сильнее, все
невыносимей. Ярина уже не понимала, что не молчит - кричит, орет во
все горло, срывая голос Губа давно прокушена, кровь льет по
подбородку...
Сознание -и боль. Но голос пропал, сменившись не хрипом - шипением. А
плети свистели, уставшие палачи меняли друг друга...
смыслы не помогают.
и мой братик, но молчит. Она хочет, чтоб я умер.
ее не вижу, но она рядом. Ей больно. Она может скоро умереть. Я послал
ей смыслу и сказал дядьке Князю, чтобы Ирина Логиновна Загаржецка не
умирала. Он удивился и спросил, знаю ли я, что это такое. Я сказал,
что знаю, а вот он - нет. Когда подрасту, то объясню. Он удивился и
испугался.
очень-очень маленький, ему всего три годика. Я поймал ему смыслу, но
он заплакал. Дядька Князь его очень любит и очень за него боится.
стоят тяжелые игрушки. В каждой игрушке много листиков с неправильными
смыслами. Я сказал это дядьке Князю, он удивился. Тогда я нарисовал
ему настоящую смыслу - большую и белую. Дядька Князь испугался и
спросил, откуда я знаю Наречие Исключения. Я сказал, что это не
наречие, а смысла, ее рисуют жучками. Я знаю много жучков. Жучки на
листиках в горнице неправильные. Тогда дядька Князь показал мне
тяжелые игрушки с правильными жучками. Но смыслы там невкусные.
Мои смыслы ей не помогают. Даже белые. Я должен что-то придумать. Но я
еще маленький, и я этого не умею.
что стал иудой. В этом слове есть смысла, но очень черная.
я плачу, другим становится хуже. И я не плачу.
держал, а светящаяся зеленой мертвизной земля была уже совсем рядом, и
спасения не было, не было надежды...
оказался пуст, не осталась и горсти воды, чтобы протереть
окровавленное лицо. Забыли? Нет, похоже, Его Светлость ничего не
забывает! Пустой кувшин тоже должен стать "предупреждением" строптивой
"госпоже Загаржецкой".
та, что лишилась рассудка, время от времени доносилось испуганное
тявканье. Но обращать на это внимание уже не было сил.
просто лежит на вонючей соломе, не в силах двинуться, шевельнуться,
чтобы вновь не разбудить боль. Подземелье никуда не исчезло, оно было
тут, но Черная Птица тоже была здесь, и светившийся недоброй зеленью
снег, и черное зимнее небо. Все это было реально, осязаемо...
Черная Птица все падала; воздух густел, и от неверной колдовской
зелени уже тянулась еле заметная дымка, забивавшая горло сладковатым
трупным духом.
страшной борьбе. Волглое подземелье уходило ввысь, к жестокому небу, и
Птица... и Ярина не могла пошевелить крылом.
руин Мацапуриного замка, среди трупов и пятен крови на полу - ее,
Ярины, крови. Уже не раз приходила невероятная догадка, объяснявшая
все. Невероятная, дикая, жуткая...
заклинаний. Сгинула без попа и исповеди, не сумев помешать
сатанинскому шабашу.
Свою! Надежда, страх, унижения, снова надежда, снова унижения и боль,
боль, боль...
своих хлопцев, сдуру доверившихся хвастливой девчонке (вот он, еще
один ее грех! еще страшнее, еще неподъемней!), сидели они с Хведиром-
Теодором да о пустяках болтали. Бурсак, душа добрая, видел, что не по
себе Ярине от ноши, на бабьи плечи взваленной, и, чтобы от забот хоть
на час отвлечь, принялся пересказывать ей вирши забавные, неким пиитом
из Полтавы сочиненные. Будто гуляет славный черкас Эней по миру
широкому со своими хлопцами-ланцами, и заносит его в самое пекло. А в
пекле том - каждому по грехам. Кому котел, кому - сковорода, кому -
очерет косить да под котлы сваливать. И не страшно - смешно.
голос - хоть сейчас в дьяконы. Посмеялась Ярина, повеселилась - д
после и задумалась. Весь если над пеклом смеяться можно, то что это за
муки, за наказание? Смех - да и только!
Крепко сказал, словно и не своим - отцовым голосом: "То не пекло,
Яринка! Ад - он в нас самих. И нам от него не уйти. Потому как душа
вечна, значит, и ад в нас - вечен!.."
здесь.
непослушный воздух, еще отворачивает глаза от трупной зелени, от
трупного духа...
туман сгустился, твердея. Вот она - погибель, всеконечная,
безвозвратная. Все, что было, - еще не мука, не горе. Горе - впереди,
совсем рядом. Коснутся бессильные крылья неверной заснеженной тверди,
ударит в глаза мерцающий болотный огонь...
души. Черная Птица кричит из последних сил, поднимает глаза к
равнодушному черному небу, к хохочущему Месяцу-Володимиру, в последней
отчаянной надежде бьет крылом, и вдруг словно чья-то рука...
сжимая крыло... руку, ее руку, сжимает, удерживает на самом краю.
кипит, вспухает буйными волнами. Но ужас ушел, сгинул в бездонном
черном небе. Она не одна, уже не одна! Она, Ярина Загаржецка, - Черная
Птица...
снегов. Подземелье, охапка соломы, серый предрассветный сумрак.
что так кончилось! Но почему она стоит? Да, стоит! Словно не резало
сухожилие острая сталь панской шабли! Да не просто стоит! Исчезли
цепи, на ней не окровавленная изодранная плахта, а яркий плащ с шитым
серебром поясом. И ее рука?..
девушка на миг потеряла мысль, ослепла от этой улыбки.
знакомым серебром, при поясе - шабля... Нет, не шабля - заморская
шпага, и не на боку, а у пряжки. В светлых волосах - серебряный обруч.
Красивое - но странное. Непривычное, с резкими скулами, чуть раскосыми
глазами. Не русин, не москаль - но и не татарин...
Да, всего лишь сон! Наверно, корчась от боли на вонючей соломе, она
подумала о том, кто бы пришел, взял за руку, защитил.