людей Гонтова Яра. У колодца с кумушками судачила; борщ готовила. Где,
в каком тайнике спала в ней Ярина-иная - способная без оглядки отдать
последнюю, зрелую любовь бродяге-исчезнику, решившаяся выносить во
чреве дьявольское отродье? В какой миг они поменялись местами,
вывернулись наизнанку?! - чтобы и в смерти ни на миг не жалеть о
случившемся?!
И сам не знал хозяин валковский - как глубоко, в каких заброшенных
подвалах, куда и самому пану сотнику вход заказан, дремлет до поры
Логин-иной?! Тот, что клятву переступит. Тот, что душу на дочку
сменяет. В самое пекло залезет, жида помилует, с чортом бок о бок
рубиться станет. Когда раскрылись подвалы? Когда махнулся сотник не
глядя, себя на себя сменял?
егозы, причудницы балованной, вышла на простор Несущая Мир? - пытки
снесла, позор снесла, смерти в очи глянула, не отвернулась!
запертые на три засова сокровищницы, куда им раньше вход заказан был?!
взаперти? не Блудный ли Ангел, которого понадобилось встречать у
Рубежа всей твоей сворой, о Самаэль, подобный высокой горе?!
господствовать над ними передано ангелам, князьям народов. Благо же
мне принять смерть в огне чистого золота, пылающего там, откуда искры
рассыпаются во все стороны!..
дрожь, когда над гибнущим Сосудом, одним из многих, взмыл птицей былой
каф-Малах; и внутренний свет стал внешним, делая меня подобным кипящей
лаве.
шарахнулась прочь.
позвоночником, кожей ощущая под собой шероховатости и выбоины камня,
она смотрела вверх - и видела, как радуга отступает двумя цветами из
семи.
да что там не видела! - не слышала, не представляла, что такое
возможно. Даже мастер ни разу не упоминал о подобном чуде.
розовое с фиолетовым пятилось назад, укрываясь за зелень, за пурпур с
золотыми вкраплениями, за белизну, лазурь и желток; так волна
откатывается от скалистого берега, чтобы укрепить собой море и дать
место буйному разбегу волн иных.
без грома, без молнии; лишь четырехпалая рука замерла в отстраняющем
жесте. Он стоял, не произнося ни слова, одетый лишь в самого себя -
могущество Свободы, волшебный медальон, в чьей сердцевине ждал до поры
смертный бродяга, бившийся во дворе замка смешным протазаном, а в
бродяге сияла ярче многих солнц оса-искорка. Они готовы были в любой
момент поменяться местами.
настолько прекрасным показался ей черный спутник, отец того ребенка,
из-за которого сама Сале Кеваль сейчас лежала навзничь на последнем
камне, оставшемся от всего ее родного Сосуда.
мой! достаточно для вселенной меня и тебя!.." Но золото с пурпуром...
шпилем, и молнии пяти цветов уже грозили ему ударом.
героя! вщерть! Повернуть голову было - что гору своротить. Наждак
камня в кровь оцарапал мочку уха, но боль помогла: привела в чувство,
вернула на землю. И Сале Кеваль почувствовала себя странствующим
героем. Это над ней замер в ожидании Консул Юдка ("Или допляшем,
шляхетный пан?!"); это на нее сейчас должно было опуститься
беспощадное лезвие.
общей гибели пробрало женщину лютым морозцем. Бороду встопорщил:
прочь, Тени!
Вбросил шаблю в ножны. Оскорбленный, взвизгнул клинок, не дорвавшись
до горячего сердца. А Иегуда ладонью рукоять прихлопнул; на героя
посмотрел. Улыбнулся.
Иегуде сломанный меч по самую гарду - туда, где жупан Консула сукном
драным напоказ торчал. - А я? - ответил вопросом на вопрос. - А я,
Двойник?..
снизу герой Рио.
осталось в памяти: небывалое дерево, от адских глубин до райских
высей. Шелестит кроной, слова чудные в том шелесте укрывает:
"...расторжение нижнего Слияния... аспект Скрытой Мудрости, одетый в
Глас Великий... почив на белом огне - еще миг, и энергия Приговора!.."
Да только в словах ли дело, пусть даже и в самых чудных на свете?!
зашевелились. Посыпались рыхлой землей, лопнули трещинами, выпуская из
чрева... кого?
вернулась.
зубцы взбирались: рыженький книжник в лапсердаке с заплатками, сын
наместника с шелковым сачком. И дальше - от зубцов в небо, к Блудному
Ангелу.
их!.."
совсем еле слышно, себе одному:
казенный харч, все, кто остались, кто есть, кто были... Яринка-ясонька
и Ярина Киричиха, разорванный пушкарь Гром с Забрехой-кулеметчиком,
есаул верный с братьями-Енохами, живыми и мертвым, ведьма Сало да
чумак-иуда, хлопцы из-под Катеринослава, турчонок катованный, чортячий
сынок, княжич-трехлетка...
горсти в горсть солнечные брызги, дробно стучал клюкой по траве;
присвистывал в такт ошалевшим от простора иволгам.
стороны, вдаль, туда, где невидимая отсюда, еще пятилась к небокраю
радуга-дуга, выпускала из себя, из мешка рваного, проглоченное
разноцветье жизни живой. Деревья, дома, люди... смертная плоть, без
которой и душа вроде как и не душа-то вовсе - пар один.
слепец? был дождем, стал росой, был росой, стал паром, был паром, стал
облаком... э-ге-гей, глупые, скоро вернусь!
плаще, найденном в замковых кладовых. Как тогда, на поле грез, перед
лазурным стягом и воином с синими очами. Только всей лазури на этот
раз было: омытая дождем высь. "А в том сне небо серым было, -