окна. - Ох, важно... аж кулаки чешутся!..."
стыдно кряхтя по-старушечьи, стала одеваться. Из полуоткрытого окна
(со вчера забыла запереть на щеколду?) зябко тянуло промозглостью;
наверное, это было кстати, потому что голова мало-помалу начала
проясняться. Суставы невыносимо ломило, надеть сорочку стоило большого
труда, а уж натянуть поверх приталенную керсетку, тщательно застегнув
ее на все многочисленные крючочки, - и вовсе мучение. Возясь с
кашмировой юбкой, Сале обнаружила, что ноги ее до самых бедер покрыты
синяками и следами от щипков.
страшно; женщина сунула ноги в сапожки, прихватила полушубок и, охая,
пошла на крыльцо.
ежеминутно утирая рукавом нос, больше похожий на сизую сливу. Дядька
ругательски ругал караульных "бовдурами" и "холопами", обещая их отцу
знатный "прочухан" на том свете, а матери - плохопонятную "трясцю" и
сто чертей с вилами в придачу. Дядька требовал встречи с паном
Мацапурой-Коло-жанским, встречи, как он выражался, "сей же час", а
если пан Мацапура занят, то нехай к нему, к сизоносому дядьке, выйдет
самолично пан надворный сотник; а еще лучше - пусть его, дядьку,
пустят в теплую хату, к пану Юдке, и тогда он расскажет нечто
наиважнейшее.
Станислав до сих пор не вернулся из замка, и посылать туда за зацным и
моцным паном мог решиться лишь сумасшедший. Что касается надворного
сотника, то пан Юдка после ранения вряд ли способен был выслушивать
наиважнейшие донесения от подозрительного дядьки.
какие бы то ни было решения... этого сердюкам страх как не хотелось.
караульных. - Слышь, горлопан, ты с сиятельной пани говори! Или
проваливай, ежели брешешь!
Сале.
вкладывая в короткий вопрос все раздражение сегодняшней безумной ночи
(дня?!). - Я слушаю.
заявил дядька после некоторого размышления, хмуро уставясь на
ближайший сугроб, словно на давно не виденного кума. - Соображаешь,
пани? Вот так прямо взял и ускакал, с десятком хлопцев. А тут
талдычишь им: "Зовите пана Мацапуру!" - отмалчиваются, дурни, чтоб их
в пекле смажили...
всего.
Еще вчера, на закате. Коней запалили, и под седлом которые, и
заводных, а прискакали. От сотника Логина гонцы: есаул Ондрий Шмалько,
и с ним куренной атаман, батька Дяченко. Сказывают, на Дунае с
турками-нехристями замирение вышло, или еще что... Вот Логиновскую
сотню к Великому Посту домой услали, на прокормление. Заместо убитых
реестровцев две дюжины молодых чуров вписали; а вдобавок еще и ватага
сечевиков прибилась, с дозволения пана наказного гетьмана. Вот оно как
вывернулось, ласковая пани! Сечевики все сорвиголовы тертые, битые, на
соломе смаленые, да и Логиновские черкасы тоже не пальцем деланы!
Гонцы сотню с обозом недели на две, а то и на полторы обогнали...
Выходит, сотник Логин сейчас через Днепр переправляется. Вскорости
домой нагрянет, к галушкам да вареникам. Ясно?!
малахая Рудого Панька, чтобы понять смысл дядькиных слов. Возвращение
домой бравого сотника Логина во главе седоусых ветеранов, прошедших
огонь, воду и медные трубы, тем паче что в сотне, по словам самого
пана Станислава, реально насчитывалось бойцов сотни две с половиной...
Явись Логин сюда в самый разгар территориальных притязаний Мацапуры-
Коложанского да узнай, что дочка его сидит в панских погребах, -
гореть Мацапуриному замку сверху донизу!
причина, в связи с которой милейший Стась не захочет тянуть до
Купальской ночи с открытием "Багряных Врат".
уставилась на дядьку. - Выкладывай!
Валки на есаула Шмалька покинул и ускакал. Какой, говорит, из меня
вояка, смех один и это... как его?.. дивное умов помраченье! Он,
бурсачья его душа, иной раз как завернет, аж ухи пампухой скрутит!
Намалевал бумагу и в Полтаву, разом с хлопцами и куренным батькой.
Сказывал, первым делом полтавскому полковнику жаловаться будет, на
панский произвол; вторым макаром, на подворье самого владыки пойдет.
Дескать, пущай велит попам предавать пана Мацапуру анафеме на веки
вечные, за грехи тяжкие, как упыря, злодея кровавого, и за связь с
лукавым, врагом рода человеческого! Хведир - он ученый, балабонит
складно, глядишь, и уговорит владыку...
- внятно спросили из-за спины Сале.
Юдка. "Поглянь, поглянь!.. - зашептались сердюки. - Белый, як
крейда..." Действительно, выглядел надворный сотник ожившим мертвецом,
но на ногах держался, не падал, и черные глаза на бледном лице Иегуды
бен-Иосифа жили своей, яркой и страшной жизнью.
кланяясь. - Хведир на раде говорил: он в Полтаве задержится, а
куренного батьку обратно пошлет, к Логину! Нехай сотник поспешает,
если не хочет к родной дочке на поминки вместо свадьбы прибыть!
плотнее запахивая на груди серый жупан. Было видно, что мороз сейчас
беспокоит надворного сотника в последнюю очередь, и жест его скорее
машинальный, символический. - А если гнать будет...
Дяченко-куренной - он в седле родился, в седле крестился, под ним
аргамаки, что мухи, мрут!
вовремя... Сале кивнула, пряча радость глубоко-глубоко, туда, где ее
не смог бы высмотреть черный взгляд Консула, чудом восставшего из
мертвых.
словоблуда.
Распрягайте, хлопцы, коней и ложитесь почивать... до Страшного Суда!
Гой-да, гой-да...
панское бедро. Оно мерно двигалось под Сале, боком сидящей сверху,
будто и впрямь спина крестьянского тяжеловоза, вынуждая подпрыгивать с
закаменевшей улыбкой. Совсем рядом поблескивали толстые стекла окуляр.
Ни дать ни взять добрый папаша шутит шутки с дочкой-переростком в
домашней библиотеке, перед тем как взять со стеллажа фолиант, доверху
набитый исключительно мудрыми мыслями о добродетели. Улыбайся,
Куколка, улыбайся... и расслабься, чтоб тебя Тень Венца покрыла!
Ешь сало, не ешь, а придется! И турки хороши! - замирение, замирение,
чтоб их всех Магометка по второму разу обрезал! Ладно... в
полковничьей канцелярии у меня лапа есть. Славная лапа, волосатая, с
золотыми цехинами в горсти, - жаль, у владыки полтавского свои лапы
втрое волосатей! И зуб на пана Мацапуру-Коложанского... давний зуб,
глазной. С дуплом. А ну как и впрямь анафему пропоет, старый пропойца?
И тебе заодно, сотник надворный... Слышь, пан Юдка, быть тебе первым
пейсатым, которого сам владыка с амвона анафеме предаст! Клянусь
гербом Апданк! Все жидовство от радости взвоет! Шучу, шучу... гой-да,
кони, снег топчите...
лицо Иегуды бен-Иосифа. По приказу пана сердюки втащили в библиотеку
дощатый топчан и поставили у стены, под фамильным портретом, застелив
малой периной и покрывалом вишневого атласа. Юдка долго сопротивлялся,
возражал, что негоже ему бока пролеживать в присутствии мостового
пана; но Мацапура был неумолим. В итоге раненый Консул волей-неволей
лег, сам Мацапура вместо излюбленного кресла опустился на дубовый
табурет; а Сале, исполняя просьбу неутомимого на выдумки Стася,
вынуждена была присесть к нему на колено. И когда же он угомонится,
прекратит забавляться дурацкими качалками?!
гой-да, шибче, кони!.. Придется тебе, милочка, вторую ночь без меня
коротать - я обратно в замок вернусь, дорожку к Вратам торить! Да по
первому снежку дадим коням батожку... Ты не бойся, милочка, я без тебя
стучаться не стану. Без тебя, да без пана Юдки с дюжиной сердючков
Корнев Павел
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Панов Вадим
Распопов Дмитрий