Подсматриваешь?! Иди отсюда, и чтоб я тебя...
руку из-под мышки и показал Сале здоровенный кукиш. Чудное дело: злоба
мигом покинула женщину, оставив после себя щемящий холодок удивления:
я кричала? ругалась? нет, правда, - я?!
дед, пристально глядя Сале прямо в глаза. - Роблена, луплена, за три
копы куплена? Ну, я так себе и разумел... роблена, та еще и волоцюга -
телепаешься туды-сюды, бедолаг за нос бурьянами водишь!..
слыхивать: ежели при робленой ведьме себе дулю под рукав сунуть, она
непременно лаяться зачнет? Кто ж тебя робыв, коли такому не выучил...
а еще надо было учить что руку на ведьмача поднять - лучше в печку
сунуть! А ты дида за кожух... Небось пан Мацапура и робыв, для своих
хиханек? То-то ты доброй волей на шабаш не явилась, и Хозяина не
уважила, и упиралась як коза драна... Теперь жди, пани ясна: быть
беде. Скажи спасибо, що не взял притыку с плетня и не погнал по селу!
Ох, пан Станислав, Мацапу-ра-Коложанский! - мало тебе земли подмять,
еще и чужую силу приваживать стал?! Зря, что ли, Хозяин в твою сторону
щепоть соли кинул... ну, значит, так тому и быть.
Собирай манатки и сей же час беги отсюда. Иначе... жди вскорости
обратно.
полтавского... эх, строптивый пан!
Вечерняя заря светила ему в спину, превращая кожух в подобие алой
свитки, сейчас скрытой под дубленой овчиной.
переглянулись.
чем сесть резаться в "дурня", минут пять цацкался во дворе с чертовым
младенцем?
блестками внешнего света отдаленно похожее на меня-прежнего, пытается
не телом - самой сутью своей проникнуть сквозь сияющие мертвым
великолепием стены саркофага.
уровня Малхут - на уровне Брия их число вырастает в десять раз, и во
сто крат на черном уровне Асия. Раньше я обратил бы на эту дрожь не
больше внимания, чем обращает потомок Адама на дуновение ветерка от
крыльев пролетевшей рядом бабочки. Сейчас же... О, сейчас эта дрожь
клинком пронзает меня насквозь, всколыхнув потаенные глубины, и я
стараюсь отозваться, пустив эхо через руины самого себя, ловя сладкий
отзвук вибраций, - отчаянная попытка выжать из случайности хоть что-
нибудь, напитать жалкое осиное тельце хотя бы крупицами милостыни.
моля судьбу о вожделенной капле.
снова, осторожно разгораясь. Нет, из этой искры не возгорится пламя,
для пламени не нужен Чистый Свет, подобный великому океану в сравнении
с каплями осы, которые сейчас пролились на меня. Но все равно -
спасибо тебе, неведомый благодетель, подаривший мне эти капли,
крохи...
подтверждают еще раз: я прав, ничего не делается случайно.
за необычный золотой медальон висит на шее у жутковатого ребенка? Вот
он и простукивает мое узилище по-своему, ища пустоты, так, как в
совершенстве умел это некогда я, как при желании умеют делать Рубежные
бейт-Малахи и как отчасти - грубо, с трудом, будто слепец стучит
клюкой о дорогу! - могут некоторые смертные.
направленного на меня чужого внимания!
слаба и беспорядочна, чтобы...
пчелка! - небось батька сыну подарил?!
тусклый, ибо снаружи вечер; хотя после проклятого золотого сна и он
кажется почти ослепительным.
немного знакомы".
живая, хоч в улей... А може, хлопче, она у тебя еще и меду даст?
дам тебе меда. Щурься, не щурься, ухмыляйся в клочковатые усы,
подмигивай - не дам. Тем более что ты сейчас не шутишь. Ты прекрасно
понимаешь, кто перед тобой, ты ловишь отголосок тех вибраций эфира,
которые я не сумел поглотить полностью. Для любого из Ковена, не
говоря о его вожаке, телесный облик не имеет значения.
шаг назад.
Молодец, сынок... не давай.
но такому, как этот дед, палец в рот не клади. Особенно если у тебя не
осталось даже пальца... Может быть, вчера мне и было бы все равно, но
теперь я готов платить любую цену, лишь бы выжить! Потому что люблю
жизнь не ради себя самого... за двоих люблю.
словно из дерева вырезанным пальцем; но следом не идет. - Ну ладно, як
ся маешь, хлопче. Стой там, коли хочешь, я с твоим батькой и отсюда
побалакаю!
слышу. И даже, наверное, могу ответить. Могу? Или...
вдруг перестает улыбаться. Он молчит, скучают сердюки у крыльца, а я
слушаю его молчание. - Маловато от тебя осталось, ох, все склевано-
съедено! Но все ж таки признать можно. Панька не проведешь... Знаю,
знаю, ты меня проводить и не собирался. Помнишь, говорил я тебе: зря
ты к Ярине тогда подкатился, зря дите ей склепал... не поверил Паньку,
вот с того твои напасти и приключились. Опять не веришь? Ну и не верь
себе на здоровьице! Давай так: баш на баш, ты мне пособишь, я тебе,
глядишь, чего измыслю! А надо мне от тебя вот что: ночью сегодня,
опосля полуночи, поглянь, что в коморе у панночки пришлой твориться
будет. Просто поглянь, а потом раскинь умишком. То тебе не в тягость,
а мне в корысть. А я в долгу не останусь! Много не обещаю, но кой-чем
пособлю. Ну як, по рукам?.."
небесах кружлять сможешь!" - и Панько на одном дыхании выдает
неразборчивую скороговорку, от которой сердюки-караульные начинают
похабно хохотать, а все мое осиное тело насквозь пробирает озноб.
ответную помощь, не согласись - сути дела это не меняет. Скрыть-то я
от него ничего не смогу. Вот и сейчас: стоило мне только подумать, что
я хочу ответить ему, - а он уже знал мой ответ наперед.
спит женщина по имени Сале Кеваль; но частично из своих личных
соображений.
и останки каф-Малаха.
этот ребенок, убивший собой Ярину.
меня-былого, такой себе маленький каф-Малах; вот только мне, как
никому другому, известно, что внешность не значит ничего. Зачастую она
вообще может быть иллюзией, а даже если и нет, то под ней может
скрываться что угодно, вплоть до полного отсутствия сердцевины.
главное, как он это понимает? Как ребенок? как взрослый человек? как
я? я-былой или я-нынешний?! А может быть, у меня просто не с чем
сравнить его понимание?..
сказать, даже помогает. Если бы еще не подленькая мысль: "Он ведет
свою игру!.. с самого начала, с утробы женщины, умершей ради того,
чтобы он жил!.. да?.. нет?!" Возможно ли, что дитя каф-Малаха и дочери
Андреев Николай
Ильин Андрей
Лукин Евгений
Максимов Альберт
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур