складывались в барханы лет, все ближе подступавшие к невесомым башням
Города. Отсидел положенное на троне бешеный эмир Ад-Даула, уступив
вожделенное место следующему за ним; выпил весь положенный ему розовый
шербет мудрейший кади, выслушавший в свое время сбивчивый доклад
сумасшедшего лекаря и благосклонно махнувший рукой; и люди Великого
Отсутствия давно забыли одного из своих шейхов. Род уходит и род приходит,
кружит на бегу ветер и вновь возвращается на круги свои, все суета - и
никто рассказать не умеет. Никто не умеет - и Якоб Генуэзо так никогда и
не рассказал жене о свершившемся. А по ночам он перелистывал страницы
Книги Небытия, возвращаясь на вечные круги свои - свои и чужие - и
просыпался от собственного крика. Жена вытирала его мокрый лоб, шептала
всякую ласковую чепуху, он бормотал в ответ что-то невнятное и закрывал
глаза.
сына. Мальчик становился подростком, затем - юношей, у парня оказались
золотые руки, и немощные с утра толпились у ворот их дома. Город
беспрепятственно пропускал его куда угодно, и пыльные улицы покорно
ложились под ноги мальчика, потом - подростка, потом - юноши...
Якоб неожиданно встал на сторону Эриха и даже проводил его до Ворот
Заката. И долго еще смотрел вслед удаляющемуся каравану. Эрих обещал скоро
вернуться, но Якоб знал, что вряд ли это произойдет. Знал - и все.
Чувствовал. С тех пор он вообще многое чувствовал.
закрытая Книга, и оплавленный Сарт улыбался своей понимающей улыбкой.
Сарт?
двое. Стоят и ждут. Искаженный идол и сероглазый юноша. Но мало ли что
говорят неграмотные хмурые горцы?..
полтора года спустя в смуглой семье береговых смотрителей родилась девочка
с льняными волосами.