- то для остальных это будет осквернением святыни - на чьей бы стороне они
ни были. Не думаю, что Восьмирукий осмелится штурмовать нас на глазах у
своих подданных...
мгновением правота Фаризы становилась все более очевидной. Я понял, что
судьба, расщедрившись, дарит Мне-Чэну давно припасенный подарок.
Шэн, и Мэйланьского Единорога.
не смогут отказаться. На этом держится их власть. И публично потерять лицо
они не осмелятся...
вызов? Почему?!
убивать. Не хочу убивать! Не хочу!.. И поэтому медлю, оттягиваю, как могу,
тот миг, после которого уже не будет пути назад - и мои соратники с
недоумением косятся в мою сторону. "Иди же! - говорят их глаза и клинки. -
Иди и убей! Ты же можешь! Разруби одним ударом безумный узел этого утра!
Победителей не судят! Убей!.."
союзников и подданных Джамухи редеет, оттягиваясь назад, за пределы
видимости... но делает это очень медленно и неохотно. Ну да, с одной
стороны - гурхан и его приказ, а с другой - даже гурхан не должен бы
запрещать приходить сюда, дабы поклониться... Конечно, не должен - но
очевидцы очень мешают горячему Джамухе, и он тоже понимает, что
победителей не судят!..
Батин!
вызов, время убить - и время даровать жизнь многим, поверившим мне; время
открыть дорогу великому будущему...
всадниками... оно уже почти вышло, наше время, но именно "почти" - потому
что всадники перестают удаляться, они останавливаются, и вместе с ними
останавливается время, оно зависает на невидимой нити, нить эта все
растягивается и растягивается, грозя лопнуть... а потом нить резко
сокращается, и всадники поворачивают обратно, к нам, и время снова
начинает нестись вскачь...
позади меня - приближающийся топот конских копыт, чьи-то радостные крики,
бряцание сбруи...
несутся четверо конных, а Асахиро с Фальгримом и Кобланом уже растаскивают
сдвинутые повозки, расчищая им дорогу.
Кулай-нойон, а за ним - Тохтар-кулу с двумя ориджитами. А я еще радовался,
что они не вернулись - дескать, глядишь, живы останутся!
как южные холмы, словно боясь отстать от своих собратьев, тоже прорастают
гривой. Конных шулмусов если и меньше, чем союзников Джамухи, то
ненамного, и мне просто не хватает воображения, что бы предположить - кто
они, откуда, и кого будут убивать в случае чего!?
приветствуя Асмохат-та, а его редкий для Шулмы прямой меч склоняет передо
мной рукоять.
Лезвия в преддверии свалки, так что я полностью перехожу на восприятие
Чэна, слушая Кулая.
белобаранные бехтары, и...
отстали...
верности перед Восьмируким! Они пришли, поддавшись моим уговорам, чтобы
увидеть Тебя - и увидели собаку-гурхана, готовящегося напасть на священный
водоем! Гнев раздул их печень, и нойоны вольных племен поносят
Джамуху-костогрыза и собираются отстаивать святыню! Тем более, что не все
люди Восьмирукого пойдут за святотатцем...
расторопности тысячи шулмусов лягут сегодня в здешнюю гостеприимную
степь?! Ведь Кулай же хотел, как лучше! Он действительно хотел, как
лучше!..
понял его без труда. - Веди нас в бой!
живы, награди этот достойный меч именем! Таким, какое он заслужил!
достанется еще то...
туменов Джамухи; делали они это умело и деловито, а Я-Чэн смотрел на них и
понимал всю верность их расчета. Любое восстание против Восьмирукого было
если не обречено, то весьма сомнительно - гурхан мог вызвать непокорного
нойона в круг, и тот не имел права отказаться, если хотел сохранить лицо!
А исход такого поединка был ясен заранее, без всяких шаманских
предсказаний...
на ложность или подлинность Асмохат-та с его Пресветлым Мечом! Ведь когда
в опасности священный водоем - что должен делать всякий честный шулмус?
Вот-вот, именно это... Тем более, что если тургауды Восьмирукого и
послушаются приказа гурхана, то многие недавние сторонники Джамухи не
пойдут сегодня вслед за ним - а, может, и в спину при случае ударят...
Двенадцать - нет, тринадцать человек в до боли знакомых халатах с
побрякушками и со взглядом, который невозможно спутать ни с чьим другим...
смирные лошаденки, спокойная осанка - и ни одного Дикого Лезвия!"
кровопролитие, быстро угасла. Потому что трое шаманов остались у водоема,
а остальные равнодушно погнали лошадей вверх по склону. К тургаудам они
даже не стали приближаться, а сразу повернули левее и правее - и
растворились в гуще людей.
быстрее, чем в прошлые разы - и я понял, что время вышло.
вниз, и все возможные доводы и миролюбивые размышления исчезнут в звоне,
грохоте и потоках крови.
осквернены - но вокруг них трупов и сломанных клинков будет более чем
достаточно.
сквозь расступающуюся под его напором плоть; мы шли молча, приближаясь к
северным холмам, не торопясь, и было слышно, как под ногами Чэна
похрустывает песок и сухая трава.
копейных броска - Чэн остановился.
сыпалась, как песок, тишина налипала на замерших людей, тишина висла на
Диких Лезвиях, тишина давила, сгущалась...
начала спускаться вниз.
Джамуха Восьмирукий, изгой-батинит, и Чинкуэда, Змея Шэн, висевшая у него
на поясе; ассасин и Тусклая. Глядя на них, я подумал, что не Шулма первой
пришла в Кабир - нет, это Кабир явился в Шулму, и потом - снова, и вот
Кабир идет навстречу Кабиру, а Шулма взирает на это, затаив дыхание.