Данилов ощутил, что Переслегин понимает, какими были его муки. - Это
грустно, - повторил Переслегин. - Но это ничего не меняет. Вы музыкант
вовсе не потому, что имели Альбани.
разжалобил самого себя, стало неловко, он поднялся и подошел к окну.
Переслегин расценил движение Данилова как напоминание о ходе времени. Он
тоже встал. А Данилову и вправду следовало отправляться в театр.
не столь уверен в себе, чтобы мечтать о сольных выступлениях. И не так
молод, чтобы получить их. Но ваши вещи я погляжу с удовольствием.
один молодежный оркестр. Есть у меня и один дирижер. Я сведу вас с ним,
если вы согласитесь...
досаду. Он ждал разговора с Переслегиным, готовился к нему, бог весть что
возлагал на этот разговор, а все вышло так, будто они с Переслегиным дело
обсудили. Вроде покупки мебели или, на крайний случай, устройства левого
концерта на клубных задворках. Он, Данилов, намерен был сказать
Переслегину горячие и добрые слова, до того Переслегин их стоил, а сказал
дурно и небрежно, будто подобные симфонии ему, Данилову, каждый день
приносили с почтой. И его душа жаждала теперь высокой беседы о музыке, не
о бойкой, шумной и пустяшной даме, а об истинной музыке, о какой древние
говорили, что она - второй разум человеческого естества, что она любовь и
наука, познающая согласованность во всем, что она - ненависть ко злу, но
ненависть, являющаяся благом для людей. Вот так бы сели они с Переслегиным
друг против друга и согласились бы, что в мире все - музыка и гармония или
поиски гармонии и что им вдвоем в этих поисках следует быть смелыми, идти,
рискуя и без оглядки... Нужен, нужен был такой разговор Данилову, нужно
было ощущение поддержки собрата по искусству, умиление тем, что он,
Данилов, не один, что его понимают. К малодушным Данилов отнести себя не
мог, но не был он уверен в себе, не был, а ждал от себя в музыке многого!
Наверное, Переслегин ушел от него расстроенный, не утоливший жажды. Вот
всю жизнь так! И не поговоришь как следует с необходимым тебе человеком,
не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, а в суете коснешься лишь
случайным словом и унесешься дальше по пустяшным делам!
на работу. Они были прерваны приходом водопроводчика Коли. Коля
раскланялся в дверях и цепким взглядом, вытянув шею, попытался с порога
обнаружить нечто в квартире Данилова.
Земского спросите, вы с ним вместе держались... Но инструменты вы, точно,
с собой не носили...
дым.
бесалол примите, у вас все и пройдет...
рубля, и я буду молчать.
обещал прислать. Он пришлет?
направился к лифту. Тут Коля закашлялся - и лестничную клетку заволокло
дымом.
скоростью машины, но и не спеша, за ним идет румяный Ростовцев. Круглыми
глазами из-под очков Ростовцев поглядывал на Данилова, будто
исследователь-натуралист. На голове его был черный котелок, каких уж лет
восемьдесят не видели на Сретенке, в руке Ростовцев держал дорогую трость
с желтой костяной ручкой, увенчанной фигуркой двугорбого
верблюда-бактриана, а на левом боку его, там, где военные люди должны были
бы иметь кобуру с пистолетом Макарова, прямо поверх пальто висел на ремне
метровый турецкий кальян. Ростовцев шел, шел, а увидев, что Данилов
заметил его, приподнял котелок и поклонился Данилову.
осторожно взял под руку скрипач Николай Борисович Земский. Данилов все еще
думал о Ростовцеве - что он следил за ним? А Земский непривычно для себя
тихо поманил Данилова в буфет. Данилов взял бутылку "Байкала", Земский -
три жигулевского.
выписали вас.
какая-то в организме...
надежда была в его взгляде, и была просьба, словно он облегчение душе
желал теперь получить у Данилова.
дурные... Какие-то видения... Словно я был в путешествиях...
длинный предмет, запеленатый в полотенце. Положил предмет на колени, так,
чтобы в буфете его никто не видел, и распеленал его. Обнаружился нож,
пригодный для разделки окорока. Данилов повертел нож и на деревянной ручке
его разглядел маленькие чернильные слова: "Буфет станции Моршанск-2. Тоня
Солонцова. Кто сопрет - зарежется!" Данилову стало жалко Земского, он
сказал:
пенсией - нате вам!
огорошил его нечаянным воспоминанием. Но и любопытство возникало иногда в
его глазах.
Данилов громогласного бузотера Земского таким сконфуженным и неслышным.
Поговорить о музыке. Ты бы зашел...
Кореневе рассказал.
Кармадон... Хорошо, хоть Кудасова днем в театр без пропуска не пустят. А
оперы и балеты он не посещает..." Вовсе ни к чему были Данилову мысли о
терзаниях Кудасова, Земского и водопроводчика Коли. Да и какая радость нож
этот моршанский в полотенце таскать с собой! Данилову хотелось думать о
Наташе и музыке композитора Переслегина. Слова Переслегина об альте