вяло, умолкает вдруг ни с того ни с сего, словно бы поражаясь ходу
собственной лекции и не веря ей. Дома он садится за письменный стол, берет
источники, но недолго выдерживает общение с ними, ложится на диван,
смотрит грустно в цветы на обоях.
нынешнюю баранью ногу, фаршированную чесноком и политую хозяйкой по
золотистой корочке вином "Киндзмараули", было не только странным, но и
печальным. Приязни к Кудасову никто не испытывал, его у Муравлевых
терпели, но и привыкли к нему. И теперь отсутствие Кудасова казалось чуть
ли не дурным знаком. Впрочем, гости снова принялись за еду.
Раскрасневшаяся хозяйка влюбленно глядела и на гостей, и на мужа с сыном,
и на Данилова, и на бараньи кости, и на грамотную собаку Салют, потихоньку
покусывающую свежую монографию о Сергее Судейкине.
Совсем он не задремал. Он все видел, а многое и слышал, но сам ни
говорить, ни двигаться не мог. (Я желал в тот вечер побеседовать с ним о
музыке, кое о чем расспросить его, но Данилов сидел такой, будто явился к
Муравлевым с пытки и теперь приходил в себя. Что же пытаного мучить. Я
отошел.) Гости притихли, выключили звук телевизора, мужчины смотрели немой
хоккей. Даже собака Салют с меньшим усердием грызла теперь монографию,
собака и впрямь была ученая, первой в доме Муравлевых знакомилась с
книгами. Женщины тихонько болтали, их голоса ласкали Данилова.
будут о нем печалиться. Ему даже захотелось рассказать приятелям о своих
недомоганиях и мрачных мыслях последних дней, чтобы мысли эти тут же бы
развеяли, а его, Данилова, за них и отчитали. Но он сдержался. И задремал.
играли в шахматы. Кошелев был адвокат, ново всех играх кидался в атаки,
словно прокурор. Невдалеке от себя Данилов увидел Екатерину Ивановну.
Вместе с хозяйкой она рассматривала "Бурду", приискивая выкройки для
летнего сезона. Данилову стало неловко. Ему показалось, что Екатерина
Ивановна взглянула на него с неким укором. Возможно, ей было известно о
его разладе с Наташей. И Данилов почувствовал, что ему очень хотелось,
чтобы Екатерина Ивановна заговорила с ним о Наташе. Все он лгал себе!
Теперь он понимал, как недоставало ему в последние дни Наташи! Пусть он ей
не нужен, но она ему - нужна! И не ему одному, а и его музыке. Ведь и
тогда, в НИИ, он играл хорошо оттого, что в зале была Наташа...
Переслегиным удивлялись ему. "Что с вами, Владимир Алексеевич? - говорил
Чудецкий. - Все шло удачно, а нынче... У нас ведь через день премьера..."
А у Данилова и на самом деле альт и смычок чуть ли не валились из рук. "Я
устал", - сказал Данилов.
своего дома, увидел Наташу.
но мне необходимо с тобой поговорить. Даже если я и разговор со мной тебе
в тягость, все же я прошу выслушать меня...
мне.
тебе в друзья или любовницы, ты можешь презирать меня, это ничего не
изменит. Я не могла не увидеть тебя и не выяснить все до конца. Я не
стыжусь того, что пришла.
могу. Если ты не любишь меня, скажи об этом, я уйду от тебя. И навсегда.
мечтал о встрече с ней, обида на нее все же не прошла совсем, напротив,
теперь она ожила, и его слова значили не только то, что ему без Наташи
было плохо, но что ему вообще было плохо, а она, Наташа, этого не ощутила.
"Зачем это я? - подумал Данилов. - Ведь все это мелкое и лишнее!"
из них в тот вечер проводить меня, я чувствовала, что ты придешь в наш
переулок, вот я и позволила с досады и по женской глупости... Ты прости...
за обидные слова и невнимание к тебе... Но у меня вся жизнь сейчас на
лету.
чтобы тебе стало легче оттого, что я рядом, но я боюсь подойти к тебе,
может быть, все и не так, но я чувствую, что ты скрываешь от меня нечто
важное, оттого я мучаюсь, и мы с тобой не откровенны до конца, а что
хорошего может выйти у нас без этого откровения?
обидела тебя. Да и какое право я имею на твое откровение?
отшутиться, с тем чтобы все у них с Наташей осталось так, как оно было
прежде. Но, взглянув на Наташу, он понял, что это невозможно.
никому - я не могу. И никогда, как бы ни сложились наши отношения с тобой,
я не смогу открыть ее.
ты придумал! Этого не должно и не может быть!" - казалось, хотела
выкрикнуть она. Предчувствия или догадки, тяготившие ее в последние дни,
теперь, видно, обернулись дурным сном, от которого хотелось бы избавиться,
но не было сил избавиться.
меня, она связана с моим происхождением и нынешним моим положением. В ней
нет ничего подлого, бесчестного... И на тебя не упал ни один отсвет от
нее. - На всякий случай Данилов добавил: - Тайна эта не связана с
каким-либо вредом отечеству.
Наташу. Да и легко ли было ей узнать, что он какой-нибудь агент или шпион!
Данилов. И подумал: "Я ничего не мог открывать! Мне еще зачтется! И как!"
- Это оттого, что наш разговор с тобой последний.
Данилову. - Пусть бы и посчитала, - решил Данилов, - лишь бы легче отошла
от меня..." Впрочем, тут же сама возможность того, что Наташа заподозрит
его в помешательстве, показалась Данилову неприемлемой.
душою. Я здрав рассудком. Хотя, конечно, эти мои слова еще ничего и не
доказывают...
что она говорит правду.
слов наши отношения с тобой стали бы настолько серьезными, что продолжать
их не было бы возможности. Прежде нам было легко, ничто нас всерьез не
связывало, но и ничто не тяготило, кроме мелких недоразумений и бед. А
теперь и беды бы стали слишком большими. Со мной возможны странные
явления, в любую минуту, да вот хоть бы и сейчас, я могу исчезнуть. И
навсегда. Но и не это главное. Главное, что человек, который свяжет свою
судьбу с моей, сразу же подвергнется опасностям, какие я ни отвести, ни
предотвратить не смогу. И тебе стало бы хуже, и я дрожал бы за каждый твой
шаг. Никаких выгод мое положение не дает, напротив, тебя ждали бы напасти,
болезни, а возможно, и гибель. Я мечтал, чтобы у меня были сын или дочь,
но я не могу иметь ни сына, ни дочери. Моя тайна дала бы их жизни свой
поворот.
за собой чужую жизнь и опалить ее я не могу. И не хочу.
неделю, хоть на день я тебе нужна? Скажи, что есть на самом деле, оставь в
стороне все иные соображения и заботы о моей судьбе, я прошу тебя.
погибель - что они мне, если я с тобой и тебе нужна? Если что-то будет мне
угрожать, значит, что-то угрожает и тебе. Если ты исчезнешь, уйдешь из
моей жизни по своей воле, пусть. Но если ты исчезнешь по чужой воле, ты
можешь понять, что будет со мной. Ты уж не исчезай. Я прошу тебя. Если на
тебе вина, если ты закабален тяжким обязательством, я возьму на себя твою
вину и твои обязательства. Если нужно заплатить жизнью, я заплачу. Я
понимаю, ты откажешь мне в этой моей просьбе, но ты не спеши, ты отнесись
к ней всерьез. Дай мне хоть часть своей ноши, не объявляя, что это за