к помощи отрывного календаря. А за газетой пошли семинары, вновь ожила
вечерняя сеть. Данилов хлопотал и по хозяйству, он не хотел вынуждать
Наташу таскать продукты в останкинскую квартиру. Сам иногда варил перцы с
любительской колбасой.
сцене и на торжественной. Данилов уже не испытывал острой ненависти к
музыке. Однако порой она ему была скучна. Иногда Данилов ощущал
облегчение. Думал: "Не будет меня теперь тяготить симфония Переслегина, я
ею разрешился..." Дней пять для Данилова вышли хоть и суетные, но легкие.
Он опять забыл о Валентине Сергеевиче. Только однажды вдруг Данилова
тихонечко что-то толкнуло, будто плеча коснулось. И защемило тогда:
"Неужели все? Неужели я больше никогда ничего не сыграю?"... Потом прошло.
по-прежнему деловит, весь в планах. А Переслегин не желал больше писать,
обзывал себя бездарью.
да и Константинов с Вегенером вас хвалили.
Даниловым сделали из моей бумаги музыку! Разве у меня альт так звучал?
что альт Данилова испугал его. "Это же царь, а не инструмент, куда мне до
его звуков!" Чудецкий посмеивался, уверял, что через месяц Переслегин
отойдет и возьмется писать именно для альта. От Чудецкого и Переслегина
Данилов узнал, что большие музыканты высказались об его игре с похвалой.
Мол, он, Данилов, удивил. Показал, какие у альта возможности. Словно бы
напомнил о чем-то забытом. Или, наоборот, предсказал будущее. Однажды и
Клавдия Петровна явилась к Данилову с претензией - как это он не пригласил
ее в Клуб медиков.
притворства.
говорят, а я на нем не была...
в Клубе медиков, то во Дворце культуры мукомолов. А может быть, и там, и
там. Тут явился возбужденный Переслегин и стал повторять неистово:
дерзко, без оглядки! И музыку надо писать без оглядки!
произносил подобные слова.
даже обидевшись на Данилова. И быстро куда-то ушел.
без оглядки!" Впрочем, без оглядки на что? Может, на что-то и следовало
иметь оглядку?
интересной и важной, но все же из тех, что клеят на витринной фанере.
Сочинение Зыбалова - или "реплика" - было небольшое, размеры его как бы
подчеркивали незначительность концерта в Клубе медиков. Название оно имело
укоризненное - "Кому предоставили сцену?" Зыбалов напористыми, ехидными
словами отчитывал администрацию Клуба медиков, безответственно относящуюся
к общественному богатству, а именно к сцене и залу. Ей, администрации, бы
пестовать и показывать на сцене народные таланты, а она дала пространство
и время неким предприимчивым музыкантам, у которых за душой ничего нет.
Мимоходом упоминалось сомнительное и претенциозное сочинение некоего
Переслегина. Вызывала тревогу Зыбалова культура, в том числе и общая,
дирижера Чудецкого. А солист Данилов и не был назван.
ожидать!", уверял, что все равно программу оркестр повторит.
его, но хоть бы упомянули. А так выходило, что он - нуль, даже не вызвал и
тревоги Зыбалова. На следующий день поутру Данилову позвонил пегий
секретарь хлопобудов.
хлопобудам, но он сдержал себя.
на подобные раздумья.
статье.
понять...
что упования Чудецкого повторить программу выглядят наивными...
совсем не хотим угрожать или там действовать на нервы, мы просто
напоминаем о себе.
подождать, - добавил пегий человек, при этом как бы с любовью к Данилову.
будохлопов! Смелые, смелые, а его, видите ли, пощадили. Зато выместили зло
- или проявили свои возможности - на неповинных Чудецком и Переслегине.
человеком. Вчера она желала отыскать критика Зыбалова и высказать ему все,
что она о нем думает. Данилов ее на вылазку не пустил. "Надо терпеть", -
сказал он. Совсем к Данилову Наташа не переезжала. Не только потому, что
не было смысла терять ее площадь, но и потому, что она не хотела
перевозить из Хохлов в Останкино швейные машинки - электрическую и ручную.
Да и каково было сойтись в однокомнатной квартире альту и швейным
машинкам!
Данилов решил покататься на лыжах. Он имел часа три.
весне. На этот снег и наступать было приятно, он скрипел.
парка, устал. Было бы со временем посвободнее, он отправился бы в любимые
Сокольники. В здешнем парке было тесно, и прямо по лыжне бродили
пенсионеры. Но вот снег был хорош и в Останкине. Похоже, что в последние
три зимы он так ни разу не скрипел. Когда-то, будучи молодым и беспечным,
Данилов ради удовольствия устраивал в Москве прекрасный снег. С сугробами
и морозцем. Теперь он как бы стеснялся прежнего озорства. И может, зря
стеснялся, может, оно и сейчас, зимой, следовало бы ему пользоваться
своими возможностями, москвичи соскучились по снегу и морозу, только
обрадовались бы им, а в бумагах Канцелярии от Того Света, глядишь, ему,
Данилову, поставили бы галочку за то, что его усилиями мороз крепчал.
Может, какой-нибудь Валентин Сергеевич, скривившись, эту галочку и
вынужден был бы поставить.
связал их сверху и снизу бечевкой.
улицу Королева пришлось идти к автомату "Пиво-воды-соки". Данилов полагал,
что встретит в автомате водопроводчика Колю и узнает, идет ли из Коли дым.
Однако Коли в автомате не было. Данилов быстро выпил кружку пива, взял
вторую и понял, что взял зря. Но от усталости не смог сдвинуться с места,
стоял, прислонившись к стене, и лыжи пристроил к стене же. Тянул
потихоньку пиво. Смотрел сначала на рыжих тараканов, гулявших по полу
возле мусорных ящиков, потом его заставили оглянуться чьи-то неприятные
голоса. У соседнего стола возились подростки. На вид подростки - парни и
девицы - были самые что ни на есть местные щеголи, Данилов дал бы им лет
по семнадцать. Все они были пьяны, то ли загуляли с утра, то ли продолжали
вчерашние развлечения. Парней было пять, а девиц две. Тоненькие, крашеные,
в шумном своем возбуждении, они были резвы, вертлявы, лезли к парням
целоваться. Возможно, что лезли целоваться и не совсем к тем парням, к
каким им полагалось лезть по сюжету их гуляния. Один из кавалеров - как и
все остальные, под два метра, - с кудрями, вылезавшими из-под пышной
лисьей шапки, и в клешах, дернув за рукав розовую подругу, крепко съездил
ей по физиономии. У Данилова чуть пиво из кружки не вылилось. Парень и
выругался, громко, некрасиво. Барышня заплакала, а кавалер, с которым она
целовалась, вступаться за нее не стал, отвернулся и продолжил беседу с
приятелем. Оскорбитель в лисьей шапке тоже включился в беседу. Барышня все
плакала, слезы вытирала со щек белой варежкой. Потом она успокоилась и
стала целоваться еще с одним парнем, тоже, видно, из их компании. Этот
парень даже на колени ее усадил. Кавалер в лисьей шапке двинулся к
подруге, съездил ей по физиономии и опять вернулся в беседу. "Экие нравы у
нынешней молодежи!" - печально подумал про себя Данилов. Пожилой мужчина,
стоявший рядом с Даниловым, смотрел на юнцов с радостным любопытством и
ждал новых событий. "Две девки-то у них на всю компанию, - сказал он, -
мало..." А видно было, что, несмотря на некоторые недоразумения, компания
дружная и хорошо гуляла. Барышни опять повизгивали от шуток приятелей.
Впрочем, мило повизгивали. Мордашки у них были приятные. А приятели их и
Суворов Виктор
Дальский Алекс
Плотников Александр
Буркатовский Сергей
Андреев Николай
Володихин Дмитрий