очнулся, понял, что сидит на жестком стуле и пристегнут ремнями к спинке.
"Зачем же пристегивать-то!" - возмутился Данилов.
огненные слова: "Время "Ч"!", "Время "Ч"!", "Время "Ч"!" Слова запрыгали,
заплясали, принялись наскакивать на Данилова, увеличиваясь на мгновения и
раскаляясь до белого пламени. Потом возник звук, устойчивый, ноющий, и
когда он остыл и утих, остыли и пропали огненные слова. Данилов увидел,
что стул с ним стоит в высоком зале, похожем на лицейскую аудиторию. Он
же, Данилов, находится наверху, как бы на галерке. Зал был пустой, но
очень скоро там, где полагалось выситься кафедре, появилась маленькая
фигурка. "Валентин Сергеевич!" - понял Данилов.
в собрании домовых на Аргуновской улице. Но тогда он носил френч, а теперь
надел старенькую толстовку, подпоясал ее шелковым шнуром и опять походил
на тихого счетовода районной конторы. В руках Валентина Сергеевича было
мусорное ведро, совок и веник. Данилова это удивило. Огненными словами уже
обозначили "Время "Ч", но как будто бы вышла накладка, пол не убрали, и
вот перед явлением судей, исследователей и исполнителей был выпущен с
совком и веником порученец Валентин Сергеевич. Валентин Сергеевич очень
старался. Это на Земле, да и то лишь с Даниловым, он позволял себе дерзить
и даже нагличать, знал, что тот пошатнувшийся. Здесь же Валентин Сергеевич
всем своим видом, движениями своими показывал (только кому?), что он
личность мизерная и свой шесток знает. Данилову даже стало жалко курьера и
подметальщика Валентина Сергеевича. "Эко достается труженику, - думал
Данилов, - а может, и кормильцу беспечных чад. Чем его участь лучше моей?"
Данилова ремни удержали на стуле. Дым потихоньку рассеялся, и там, где
стоял Валентин Сергеевич, он же и обнаружился. Но это был уже не совсем
Валентин Сергеевич. Он менялся на глазах Данилова. Личико счетовода
превращалось во властное лицо, пенсне растаяло, толстовка стала
необыкновенной важности сюртуком с золотой отделкой, бывший Валентин
Сергеевич вырос, погрузнел, это был теперь строгий и могущественный
начальник Канцелярии от Того Света.
Аргуновской, превращение Валентина Сергеевича, видимо, вызвало выходы
слезоточивого газа. Вот, значит, какой Валентин Сергеевич! Сам начальник
канцелярии проявил интерес к личности Данилова и его заблуждениям. И как
проявил. Месяцы находился в охоте за ним. Даже если не сам он побывал на
Земле единой сутью, а спустил туда свое воплощение в виде старательного
порученца, Валентина Сергеевича, не меняло дела. Стало быть, ему
показалась занимательной жизнь останкинского альтиста, коли не соскучился,
а проявлял прыть и суетился на Земле, воруя, между прочим, у Данилова и
Альбани. Начальник канцелярии стал сейчас для Данилова интереснее.
Наверное, он получал удовольствие, пребывая в шкуре мелкой твари,
мизерного лица - старичка на побегушках и зная при этом, что придет
мгновение - и он произведет нынешний взрыв, потеряет пенсне и веник и
грозным взором взглянет на Данилова. Да не только на Данилова!
канцелярии иначе как Валентином Сергеевичем, все еще строго глядел на
Данилова. А ведь и так уже произвел должное впечатление.
нажал на кнопку, и для Данилова началось. Свет в зале стал электрически
синим, лампой с таким светом в сороковые годы Данилова лечили от насморка,
свет загустел, помрачнел, вызывал в Данилове тоску. Стул Данилова
затрясло, подхватило, понесло вниз, а потом вправо и вверх, стул словно бы
оказался частью отчаянного аттракциона, на какой в земном парке не
допустили бы человека хворого и с нарушениями вестибулярного аппарата.
Крутили все быстрее, Данилов вцепился в ремни, был рад им, еще мгновения
назад казавшимся ему кандалами или тюремными цепями, теперь только ремни,
верилось ему, и могли спасти его, удержать его. В синем свете что-то
вспыхивало перед Даниловым, и эти вспышки освещали лица, тут же
исчезающие. Чьи это лица, Данилов не успевал понять.
Все надоело.
оказалась на его пути или бревна, какие нынче, оторвавшись от плотов,
бродят в водохранилищах, принялись бить по сиденью и ножкам, однако
скорость движения заметно снижалась, и свет был уже не таким густым и
жутким. Лица, являвшиеся во вспышках, проносились мимо Данилова теперь не
так стремительно, кое-кого Данилов признал. Пролетел в синий свет
заместитель Валентина Сергеевича по Соблюдению Правил, пролетели
приближенные к Валентину Сергеевичу служащие Канцелярии от Того Света,
пролетел сановник Канцелярии от Порядка, пронеслись два заслуженных
ветерана с репейниками в петлицах, ученые господа, среди прочих и Новый
Маргарит. Глаза у всех были суровые, готовые карать.
осталось ощущение, что и судьи его на своих креслах (а может, диванах)
также совершают некий полет. Он слышал раньше, что разборы судеб и
провинностей особо опечаливших канцелярии демонов проводились способами
самыми разными. И просто в темноте, одними голосами. И в помещениях,
похожих на земные суды, с соблюдением процедур, предусмотренных кодексами
и традициями подходящих к случаю стран. И как бы в начальственных
кабинетах с криками и битьем кулаков по столу. И в исторических костюмах с
явлением дыб, пыточных колес, раскаленных щипцов, гильотин, которые,
впрочем, не применялись, а лишь создавали настроение. Данилову досталась
карусель не карусель, но с чем-то и от карусели.
Владимир Алексеевич.
по Соблюдению Правил. Заместитель начальника канцелярии принялся
произносить слова медленно, торжественно и с укором.
мысли, стиль поведения и претензии Данилова в семьдесят три пункта. При
этом он сказал, что справедливости ради следует отметить, что растрат за
Даниловым не замечено, напротив, представительские средства Данилов
сберегал. Но это не меняет сути дела. Нарушены им многие пункты договора,
подписав какой кровью из голубой вертикальной вены, Данилов и стал демоном
на договоре. Причем нарушены и теперь, после вызова в Девять Слоев с
объявлением времени "Ч". В частности, имелся в виду полет Данилова к отцу.
Но эти нарушения для Данилова не страшны - они ничего не добавляют к
сложившемуся представлению о его личности, а вызваны нервозностью
ситуации, желанием Данилова похорохориться, и тут его можно понять. И
нарушения правил сами по себе не страшны, не для Данилова, конечно, а для
Девяти Слоев, с этими нарушениями можно было бы разобраться в служебном
порядке. Данилова уже наказывали и прикрепили к домовым и теперь бы
наказали по всей деловой строгости за дурь, коль был бы смысл. Но и не в
нарушениях договора суть дела. Тогда в чем же она?
его поступкам и умонастроениям, теперь более человек, нежели демон. Опять
же, и такая личность могла бы оказаться полезной Девяти Слоям, быть на
учете и пользоваться демоническими возможностями, но в Данилове или уже
произошло нарушение надлежащих пропорций, или вот-вот произойдет. И еще.
Коли бы Данилов изначально был человек плюс чуть-чуть демон, то и разговор
бы шел иной. А то ведь начинал Данилов с демонов, пусть и не с
полноценных, пусть и с незаконнорожденных, но с демонов. И вот теперь,
особенно в последние годы, произошли большие перемены, они были
подготовлены всем образом жизни Данилова на Земле и податливостью его
натуры к людским влияниям. Объяснения последнему надо искать в свойствах,
переданных ему с кровью матери, ярославской крестьянки. Да что перемены!
Просто взрыв произошел в Данилове. Земное копилось, копилось в нем и
взыграло. Кроме всего прочего, в последнее время Данилов, уверовав в то,
что он большой музыкант, полагает и своей музыкой поставить себя вне
Девяти Слоев и даже выше их.
только Данилов, но и дурен его пример. Данилов погряз в людской трясине,
поддался людским соблазнам и исхищрениям, пошел по легкому пути, он служит
людям...
ерепенится?
Сергеевича.
Данилова - измена и бунт. Пример его падения, пример его измены идеалам,
пусть и не декларируемой измены - Данилов, к счастью, не мыслитель и не
теоретик, - пример этот дурен. И заразен. Поэтому Данилов не должен более
пребывать демоном.
бы неразумно. Решение проблемы вышло бы упрощенным. Злодей должен быть
наказан. А потому следует лишить Данилова сущности и память о нем
вытоптать.
возник. "Стереть в порошок!" - раздался одинокий возглас. Но он не был
поддержан. Стул с Даниловым плавал и вращался, а все молчали.
материалов о жизни Данилова. Мы могли бы и укоротить разбирательство, дело
тут определенное, но если есть любопытство к материалам и