тишину под сводами грота разогнали прозрачные, как весенняя капель, звуки
клавира Гайдна. Завтрак был сервирован хрусталем алмазной огранки. Давно
бы так. Металл надоел... О, салат из омаров!
звездно-черная пропасть.
потекли ручьи рубиново-красных огней (в спальне - медово-оранжевые). Будто
сидишь в огненной полости раскаленного до свечения кварцевого массива. И
будто бы свежесть воздуха объясняется тем, что открытая в звездную
бесконечность сторона этой полости пропускает сюда космический холод.
звезд, не было видно. Андрей пил кумыс и смотрел, как драгоценный ковш
Большой Медведицы медленно заваливался вверху дном. Ось этого
медлительного, малозаметного для глаза переворота проходила через крайнюю
звезду ковша - Дубхе (сегодня как и вчера, она держалась у левого среза
окна-экрана). Парадокс профессии космонавта: чаще всего имеешь дело как
раз с неподвижными звездами. Во время крейсерского хода практически полная
неподвижность звездной сферокартины утомляет молодых пилотов-стажеров
больше, чем все остальное, - шестичасовое однообразие крейсерских вахт они
пытаются скрасить разными способами. Он старался не вмешиваться. Сами
должны усвоить: любые способы бесполезны. Кроме одного: ни на минуту не
терять ощущения скорости. Но для этого надо родиться пилотом.
корабельного времени, смена орбитальных вахт.
стереоизображение двух пилотов-стажеров. Тяжелая экипировка (золотистые
панцири противоперегрузочных костюмов и шлемы) делала парней похожими на
крабов, угнездившихся в малахитовом футляре ложемента-спарки. У обоих позы
и выражения лиц одинаковы, в главах любопытство, рты приоткрыты. Андрей
усмехнулся: Титан произвел на молодежь сильное впечатление. По лицам,
шлемам и панцирям ползли багровые отсветы. Да, красочный лик Титана
способен потрясти кого угодно. Тем более на сфероэкране как бы распахнутой
в пространство пилотажной рубки.
говорящего. Ложемент-спарка, блеснув наклонными цилиндрами амортизаторов,
моментально совершил на поворотном круге полный оборот для обзора.
Секундное замешательство. Привыкшая к видеосвязи молодежь чуточку
растерялась:
подвижные строчки цифро-буквенных формуляров полетной экспресс-информации.
Медведев докладывал громко, с удовольствием и в основном грамотно.
обстановка на витке - забота не наша, предоставим это координаторам.
Казаков, скорость сокращения дистанции между "Байкалом" и орбитальной
базой?
и старта люггера.
Федоровича Лапина. Я покидаю борт "Байкала".
обычно, капитанский час, вахтенная перекличка. Докладывать грамотно - не
опозорьтесь перед капитаном. В общем, все как на вахтах крейсерского хода.
Кроме экипировки. Я понимаю, вам по душе сверкающие доспехи, но другие
наши пилоты-профессионалы, боюсь, этого не поймут. На орбитальном
дежурстве противоперегрузочная экипировка выглядит несколько..
экстравагантно.
одному. Вы даже не представляете, как вам обоим к лицу обычный полетный
костюм. Салют, курсанты! Конец связи.
принялся за еду. Посмотрел на ковш Большой Медведицы в экранном окне,
приказал:
атмосферы Титана. Красновато-оранжевый цвет плотной, как у Земли, газовой
шубы создавал иллюзию, от которой сердце невольно сжималось в тревоге, -
иллюзию мирового пожара. Казалось, "Байкал" совершает радиус-ход над
планетой, застигнутой в момент уничтожительной войны. Крупнейший спутник
Сатурна, медленно меняя панораму очень расплывчатых багрово-дымных
уплотнений в глубинах газовой - почти полностью азотной - оболочки,
неторопливо поворачивался навстречу орбитальному движению корабля. Словно
демонстрировал глобальность внутриатмосферного пожарища, а заодно - свою
планетарно-громоздкую неохватность. Живописной противоположностью этому
царству багровых красок был красиво переливающийся в верхнем, разреженном
слое атмосферы шелковистый ультрамарин фотохимической дымки: местами с
голубым отливом, местами - с фиолетовым и густо-синим, как павлинье перо.
По мере движения корабля голубые, синие и фиолетовые расплывы то
вытягивались в широкие, но быстро тающие эфемерные арки, то
преобразовывались в гигантские я тоже эфемерные трехцветные пятна. Кое-где
сквозь дымку просвечивали самые яркие звезды. Прямо по курсу "Байкала" с
опережением в полкилометра шел спутниковый комплекс "Титан-главный" -
флагман орбитальных баз лунной системы Сатурна, или попросту ФОБ на языке
сатурнологов. Андрею вспомнилось, как вчера утром, после корректировки
сближения, штурман "Байкала" Иван Ермаков отпустил по адресу ФОБа:
"Сдается мне, эта штука сбежала из духового оркестра". А кто-то добавил:
"И по пути разнесла продовольственный склад. Иначе откуда на ней такая
прорва бидонов, бутылок, сосисок, колбас и консервных банок!.." Шутка была
заразительна: теперь ему тоже казалось, будто безектор [безектор - корпус
с главным двигателем] ФОБа "здорово смахивает на ненормальных размеров
корнет-а-пистон", окруженный четырьмя бидонообразными громадами боковых
корпусов и обильно увешанный пристройками самой причудливой формы, которые
портили вакуум-архитектурную композицию этого впечатляющего
космотехнического комплекса.
груза. С Титаном все будет, наверное, просто. А вот как скоро управятся с
челночной разгрузкой у Дионы и Реи - трудно сказать. Работы недели на
две... Если не на три.
взгляд на поверхность Титана. Подсвеченная Сатурном, она по-прежнему имела
дымчатый вид, но теперь лишенная богатства пылающих красок, несколько
напоминала очень старый, вылинявший и очень потертый ковер. В глубинных
слоях атмосферы вздрагивали фиолетовые зарницы. Он пошарил глазами в
поисках люцифериды (без особой, впрочем, надежды найти). Явление, говорят,
не такое уж редкое, но в прошлый раз увидеть не удалось. Может, сегодня?..
капитан!
невероятной, и шафрановая от загара кожа. По контрасту с белым свитером и
светлыми волосами кожа казалась темнее, чем на самом деле.
завтрак).
бронзовую монету с дыркой посередине. Размышляя, он непременно вертел или
мял что-нибудь в правой руке - к этому давно все привыкли. Прозвищем
Беломор капитан обязан именно собственной правой руке. Расхожее мнение,
будто прозвище связано с местом рождения капитана, было ошибочным, - он
вел свою родословную от потомственных лесорубов на Енисее, а Белое море
увидел впервые пять лет назад, во время отпуска, и не любил об этом
вспоминать, потому что спортивно-ледовый переход на пневмолыжах с
Кольского полуострова на Канин Нос окончился для Валаева плохо: санитарный
"блин" вывез его на материк. Сняли с трассы, правда, и всех остальных.
Андрей, участник перехода и очевидец "беломорского инцидента", никому,