самочувствие экипажа, отдавая предпочтение молодцам с кошачьими эмблемами
на рукавах. Разумеется, дурная слава Оберона меня чрезвычайно тревожила -
мне были известны кое-какие подробности загадочных и грозных оберонских
катастроф, к я втайне радовался, что на этот раз все обошлось. Два вывиха,
пять ушибов и одно не очень серьезное отравление дыхательной смесью из-за
неполадок в системе скафандрового жизнеобеспечения - сущие пустяки...
Десантники пребывали в отличном расположении духа, шутили, хвастались друг
перед другом успехами и синяками, отсыпались, ели с аппетитом, послушно и,
я бы даже сказал, как-то автоматически, походя выполняли все мои
лечебно-оздоровительные предписания. Попутно и я приводил свои нервы в
порядок. Главный этап - этап разведки зловещего планетоида - счастливо
пройден. Комиссия сделала вывод, что Оберон утратил опасные свойства, я
теперь уже, видимо, навсегда. Впереди нас ожидала не очень сложная (как я
легкомысленно это себе представлял) работа на остальных вполне безопасных
лунах Урана...
разведочный катер. Не буду описывать внешний вид этой снежной принцессы,
поскольку она сразу стала излюбленной "телезвездой"... точнее, "телелуной"
земных экранов. Напомню только, что ее причудливые снежные образования
скрывают внутри ажурную "арматуру" из твердого льда. Первый катер
благополучно сел на припорошенную хлопьями смерзшегося газа ледяную арку.
Второму не повезло - он провалился и поднял вокруг себя такую снежную
бурю, что до сих пор непонятно, как ему удалось сманеврировать и вырваться
из-под нависших ледяных колоссов...
медицинская моя "коллекция" пополнилась случаем довольно серьезного
обморожения. А "безопасный" Умбриэль всего за одни сутки "преподнес" мне
два вывиха я скрытый перелом голени. Я с ужасом ждал высадки на Титанию -
самую крупную луну Урана. Я понимал: люди вконец измотаны тяжелой работой,
бдительность притупилась. Свои опасения я высказал на командном совете,
чем поставил его перед сложной дилеммой: либо отказаться от изыскательских
работ на Титании, либо дать десантному отряду достаточно продолжительный
отдых. Первое совершенно не устраивало ученую комиссию, второе не
устраивало технических руководителей полета - ресурсы жизнеобеспечения
корабля, предусмотренные на период разведки системы Урана, были истощены.
объем разведочных и научно-исследовательских работ сократить втрое против
ранее намеченного. Ну и далее, как положено, по пунктам. Пункт номер один:
комиссии срочно представить совету скорректированный план работ
(ответственный: председатель комиссии Юхансен). Пункт номер два:
медикологу совместно с командиром отряда десантников отобрать для
производства вышеназванных работ десантную группу из двенадцати человек,
наиболее надежных по физическим, физиологическим и психодинамическим
характеристикам (ответственный: медиколог экспедиции Грижас). Пункт номер
три: определить срок десантных работ на Титании в сто часов, начиная с
момента согласования списка участников десанта между медикологом
экспедиции Грижасом и командиром отряда Нортоном, принимающим на себя
непосредственное командование десантно-оперативной группой "Титания"... Ну
и т.д. и т.п. - не буду перечислять пункты, которые меня не касались
прямо.
тяжелым сердцем утвердил всех. Да, люди устали... Это были железные парни
- Нортон, надо отдать ему должное, отлично знал своих людей - но и металл
устает. Я тоже устал. Я чувствовал неодолимую усталость от постоянных
тревог. Каково же им, отчаянным труженикам Внеземелья?.. Но десантники,
которым не довелось войти в число "двенадцати апостолов" (как теперь с
легкой руки обиженного Яна стали называть группу "Титания"), штурмом брали
мой кабинет. Каждый из них смотрел орлом, бодрился - грудь колесом - и
требовал объяснений. Артель "мельников" даже пыталась воздействовать на
меня "по знакомству". Я не знал, возмущаться мне или смеяться. Кстати,
двое из этой компании - Бугримов и Степченко - в предварительном списке
Нортона значились. Я утвердил и того и другого, хотя меня беспокоил
полученный Степченко на Обероне ушиб кисти левой руки. Разумеется, я
утвердил его не потому, что был намерен укомплектовать "апостолов" Фомой
неверующим, - просто десантник выглядел свежее остальных, поскольку до
высадки на Умбриэль я запрещал ему участвовать в десантных операциях.
Исключи я его и теперь - он до конца жизни считал бы меня своим личным
врагом... Но дело не в этом. Гораздо важнее было то, что Степченко
оказался одним из звеньев психологической цепочки в группе. За него стал
горой Бугримов. Вплоть до самоотвода собственной кандидатуры. За Бугримова
горой стал Рэнд Палмер и тоще вплоть до самоотвода. За Рэнда... - ну и так
далее. Нортон, не вмешиваясь в эту сцену ни жестом, ни словом, тяжело
смотрел на меня немигающим взглядом. Ни дать ни взять круговая порука. "Ну
что ж, - подумалось мне, - группа демонстрирует свою сплоченность - чем
плохо?.."
поберегите энергию для броска на Титанию. Утверждаю всех, и Христос с
вами!
выражении его лица. Он тихо бросил подчиненным:
десантников словно ветром сдуло, - мы с Нортоном остались наедине.
слишком устали, и не только физически, командиру следует это учесть.
- почему-то внушает мне Рэнд Палмер. Как вы думаете, мы не ошиблись,
включив его в группу?
ответил он. И добавил без тени смущения: - Ваш вопрос, извините меня,
дурно пахнет.
его ладную, вкрадчиво-гибкую, как у пантеры, фигуру. В моем сознании
смутно забрезжил крохотный огонек какого-то интуитивного предощущения,
которое обещало оформиться в мысль. Но не оформилось. По отношению к
Нортону я испытывал одновременно странное любопытство и не менее странную
неприязнь и, вероятно, поэтому не мог позволить себе ничего похожего на
предвзятость...
бурения с отбором извлеченных из скважин проб ударил фонтан сжиженного
газа. Пытаясь спасти буровое оборудование, Рэнд Палмер поднял грузовой
катер, выдвинул манипуляторы и атаковал фонтан. Маневрировать на тяжелой
машине возле взбесившегося ледяного грифона было очень не просто. В конце
концов катер сильно обледенел, потерял управление, врезался в кессонный
отсек жилого бункера. Бункер мгновенно разгерметизировался, но, к счастью,
в этот момент никого в нем не было. Катастрофу видели выскочившие из-под
фонтана Бугримов и Степченко. Катер беспомощно застрял в раздавленном
кессоне - на боку, чуть кверху днищем... Бугримов опомнился первым - двумя
прыжками преодолел расстояние до места катастрофы (сила тяжести на лунах
Урана невелика) и, взобравшись на катер, попытался открыть донный люк. Не
вышло. Рэнд на вызов не отвечал. Правда, ничего особенного с ним не
случилось - его слегка оглушило. Но Бугримов этого не знал. Подоспевший
Степченко увидел, как его напарник яростно продирается к верхнебоковому
люку сквозь обломки кессона. Нечеловеческим усилием отогнув в сторону
рваный лист металла, Бугримов расчистил себе доступ к люку. Степченко
заметил, что массивная туша катера тронулась с места и начинает медленно
оседать кормой. Предупредительный возглас товарища Бугримов принять к
сведению не успел, тем более что уже вскарабкался в открытый люк по пояс.
Его просто разрезало бы пополам, да, спасибо, друг не растерялся. Трезво
оценив обстановку, Степченко подставил под оседающую махину единственный
рычаг, который был в его распоряжении в эти секунды, - собственное тело.
Его расчет себя оправдал - удалось затормозить кормовое скольжение катера
на несколько важных для Бугримова мгновений. Жизнь ценою жизни... Бугримов
и пришедший в себя Палмер подняли вдавленного в ледяную кашу товарища.
уложили на операционный стол-агрегат, наступила клиническая смерть.
Реанимация прошла удачно, однако состояние тяжелораненого было
критическим. Чудовищное повреждение грудной клетки (к счастью,
правостороннее), перелом позвоночника... Да что говорить, это был самый
отчаянный случай в моей медицинской практике. До сих пор не понимаю, как
мне удалось сохранить пострадавшему жизнь. Впрочем, это не только моя
заслуга. Одна из женщин - инженер дальней связи - имела смежную профессию
хирургического ассистента, как имеют те или иные смежные профессии почти
все члены экипажа современного рейдера. Ассистировала она безупречно. Мне
нравилось ее имя - Инга...
тревогами, чем на пути к Урану. Состояние Степченко улучшалось медленно. В
условиях хирургического стационара этот случай, пожалуй, не имел бы права
именоваться "особо тяжелым", но в специфических условиях полета... Словом,
несмотря на принятые меры всесторонней биозащиты, после перегрузок
стартового разгона борьбу за жизнь раненого надо было начинать, по
существу, сначала.
на все остальное. Никаких особенных эмоций я не испытал, когда мне было
официально объявлено, что рапорт, поданный мною "на самого себя",
командный совет наконец рассмотрел. Утвержденное советом резюме гласило:
"Явное противоречие между фактическим материалом и предложенной в рапорте
информацией не позволяет..." Дальше я не читал. Не позволяет - и ладно. И
превосходно. Главное - никаких "обязать". Мое время ценили.
Корнев Павел
Смоленский Вадим
Прозоров Александр
Андреев Николай
Шилова Юлия
Круз Андрей