Правда, мне пришел в голову забавный каламбур: "тачанка" - "touch Anka".
Но после вчерашнего объяснения с Анной, одно воспоминание о котором
заставило меня покраснеть и нахмуриться, поделиться этой шуткой мне было
не с кем.
Кто-то сказал мне, что Котовский просил меня зайти в штабной амбар, и я не
теряя времени отправился туда. На часах у входа стояли двое бойцов в
черной форме - когда я проходил мимо, они вытянулись по швам и отдали мне
честь. По их напрягшимся лицам я понял, что они хорошо меня знают, - к
сожалению, контузия стерла их имена из моей памяти.
был в комнате один. Я отметил мертвенную бледность его лица - казалось, на
него был наложен толстый слой пудры. Он явно сильно зарядился кокаином с
самого утра. Рядом с ним на столе стоял прозрачный цилиндр, в котором
клубились и медленно поднимались вверх маленькие облачка расплавленного
белого вещества. Это была лампа, состоящая из спиртовки и длинной
стеклянной колбы, где в подкрашенном глицерине плавали комки воска. Лет
пять назад такие лампы были весьма модны в Петербурге.
подрагивает.
- я думаю о том, что ждет нас за гробовой доской.
проще, я думаю о смерти и бессмертии.
не покидает меня с одного памятного случая в Одессе... Впрочем, не важно.
ним происходит. Он разогревается на спиртовке, и его капли, приняв
причудливые очертания, поднимаются вверх. Поднимаясь, они остывают; чем
они выше, тем медленнее их движение. И, наконец, в некой точке они
останавливаются и начинают падать туда, откуда перед этим поднялись, часто
так и не коснувшись поверхности.
поднимающиеся вверх по лампе, наделены сознанием. В этом случае у них
сразу же возникнет проблема самоидентификации.
комочков воска считает, что он - форма, которую он принял, то он смертен,
потому что форма разрушится. Но если он понимает, что он - это воск, то
что с ним может случиться?
том, что воску очень сложно понять, что он воск. Осознать свою изначальную
природу практически невозможно. Как заметить то, что с начала времен было
перед самыми глазами? Даже тогда, когда еще не было никаких глаз? Поэтому
единственное, что воск замечает, это свою временную форму. И он думает,
что он и есть эта форма, понимаете? А форма произвольна - каждый раз она
возникает под действием тысяч и тысяч обстоятельств.
вспомнив нашу вчерашнюю беседу о судьбах России и ту легкость, с какой он
перевел ее на кокаин. Легко могло статься, что он просто хотел получить
остаток порошка и постепенно подводил к этому разговор.
это перестать считать, что она капля, и понять, что она и есть воск. Но
поскольку наша капля сама способна заметить только свою форму, она всю
свою короткую жизнь молится Господу Воску о спасении этой формы, хотя эта
форма, если вдуматься, не имеет к ней никакого отношения. При этом любая
капелька воска обладает теми же свойствами, что и весь его объем.
Понимаете? Капля великого океана бытия - это и есть весь этот океан,
сжавшийся на миг до капли. Но как, скажите, как объяснить это кусочкам
воска, больше всего боящимся за свою мимолетную форму? Как заронить в них
эту мысль? Ведь именно мысли мчат к спасению или гибели, потому что и
спасение, и гибель - это тоже, в сущности, мысли. Кажется, Упанишады
говорят, что ум - это лошадь, впряженная в коляску тела...
мысль, и поднял на меня холодный взгляд:
находите, что полбанки кокаина за пару орловских рысаков...
стоявшая рядом с Котовским, взорвалась, облив стол и карту водопадом
глицерина. Котовский соскочил со стола, и в его руке из ниоткуда, словно у
фокусника, появился наган.
серый китель, перетянутый портупеей, папаха с косой муаровой лентой и
подшитые кожей черные галифе с тройным лампасом. На груди у него блестела
серебряная пентаграмма (я вспомнил, что он называл ее "Орденом Октябрьской
Звезды"), а рядом с ней висел маленький черный бинокль.
тенорком, - только что ты сейчас скажешь? И где теперь твой окиян бытия?
лампа. На карте расплывалось огромное жирное пятно. Слава Богу, фитиль
спиртовки погас при взрыве - иначе в комнате уже полыхал бы пожар.
Отвечай!
чернильницу в облако синих брызг.
Иванович. Крепко поправил.
нельзя тебе ошибаться сейчас. Нельзя. Потому что в такие места едешь, где
тебя уже никто не поправит. А как скажешь, так все и будет.
кобуру. - Не поехать ли нам с тобой в коляске, которую ты вчера у Гришки
отыграл? И поговорим заодно.
тачанке поедут.
засмеялся и изо всех сил хлопнул меня ладонью по спине.
оказались у конюшен. Там царила знакомая сердцу каждого кавалериста
тревожно-веселая суета, которая всегда сопровождает сбор отряда, идущего в
бой. Бойцы подтягивали седла, проверяли подковы и о чем-то весело
переговаривались - но за этой их веселостью чувствовалась трезвая
собранность и высшее напряжение всех струн души. Лошадям, казалось,
передавались человеческие чувства - они переминались с ноги на ногу,
изредка ржали и, норовя выплюнуть мундштук, косили темными магнетическими
глазами, в которых сияла какая-то сумасшедшая радость.
Чапаев стал что-то объяснять двум бойцам, а я подошел к ближайшему коню,
привязанному к вбитому в стену кольцу, и запустил пальцы в его гриву.
Отлично помню эту секунду - густые волосы под моими пальцами, кисловатый
запах новенького кожаного седла, пятно солнечного света на стене перед
моим лицом и удивительное, ни с чем не сравнимое ощущение полноты,
окончательной реальности этого мига. Наверно, это было то чувство, которое
пытаются передать словами "вдохнуть полной грудью", "жить полной жизнью".
И хоть оно длилось всего одну короткую секунду, я в очередной раз успел
понять, что эта полная и настоящая жизнь никогда не длится дольше в силу
самой своей природы.
сидели Анна и Котовский. Анна была в белой фуражке с красным околышем и
простой гимнастерке, перетянутой ремешком с маленькой замшевой кобурой.
Синие рейтузы с узким красным лампасом были заправлены в высокие ботинки
на шнуровке. В этом наряде она казалась нестерпимо юной и походила на
гимназиста. Поймав мой взгляд, она отвернулась.
по прозвищу "Батый", который когда-то разливал шампанское в поезде, а
потом чуть не заколол меня штыком на своем нелепом посту возле стога сена.
Как только я сел рядом с Чапаевым, башкир натянул вожжи, чмокнул, и мы
выехали за ворота.
конники. Мы повернули вправо и поехали вверх по улице. Собственно, это
была уже не улица, а дорога, потому что последним домом на ней была наша
усадьба. Круто поднимаясь вверх, она завернула вправо и уперлась в зеленую
стену листвы.
ветками деревьев - деревья эти были довольно странными и больше походили