Чтение 22–й страницы книги ~Дочь некроманта~

схарчит, не говоря уж о ком посерьезнее... Ладно, что с тобой делать. Подбери
железо. Ногу левую вперед выстави. Согни немного. Немного, я сказал! Как будто
вот-вот с места сорвешься. Меч держи двумя руками - щит тебе не потянуть, так
что шустрее поворачиваться придется. Не смотри на оружие - смотри внутрь.

- Это как? - удивилась она.

- А так, - передразнил карлик. - Ты колдунья или нет? Ну так и пользуйся.
Пока хоть как-то мечом владеть научишься, тебя даже ребенок зарежет, если
магию не станешь в ход пускать.

- Да я же не умею...

- Врешь, умеешь, да еще как. Просто слов для этого не знаешь и в себя
заглянуть боишься. Пфуй! - карлик презрительно вытянул губы трубочкой. - Ты
даже с тараканом запечным не справишься. Пока с тебя все старая шкура не
сойдет, толку не будет. Имя Ниакрис так просто не дается, милая. Давай, чего
встала столбом? Продолжим...

...Нельзя сказать, что поури добился бы каких-то невероятных успехов, но
к тому времени, когда отряды карликов пересекли границы своих владений,
девочка уже не давала так просто себя обезоружить, а возле уха учившего ее
поури появился свежий шрам - след от мало что не снесшего ему голову удара.

Правда, на самой Ниакрис этих шрамов появилось чуть ли не два десятка, в
том числе пара - на лице. Небольшие и не слишком заметные, но, как ни крути, -
шрамы. Как у настоящего воина.

* * *

Жизнь в стране поури поражала полной своей внешней безалаберностью и
бестолковостью. Ниакрис очень быстро поняла, что здесь нет ни князя, ни его
дружинников, ни важных ученых волшебников, ни лекарей, ни книгочеев, ни
монахов. Поури жили только войной. Война кормила, поила и одевала -
разумеется, тех, кто сумел с нее вернуться. В бою каждый был за всех и все -
за одного; но потом, когда отряды возвращались домой с награбленным, каждый
оказывался сам за себя. Каждый лечил себя сам, как умел; как умел, ладил себе
оружие; как умел, кроил и мастерил одежду из взятой добычи. Сильные забирали у
слабых, и никого это не удивляло, и никто не пытался этому помешать. Слабые, в
свою очередь, или отбирали у еще более слабых, или сбивались в ватаги и
нападали на окрестные земли на свой страх и риск.

Ниакрис не увидела здесь ни женщин, ни стариков, ни детей. На ее вопросы
поури отвечали, просто пожимая плечами:

- А зачем они нам?..

До вопроса "а откуда ж вы тогда беретесь?" Ниакрис, наверное, тогда еще
просто не доросла.

...Прошло несколько дней, и поури, учивший ее сражаться, неожиданно
перестал делиться с ней едой.

- У нас, красавица, так - что добыл, то твое, - с ухмылкой пояснил он ей,
щеря в нехорошей усмешке мелкие острые зубы. - А коли не добыл, так на себя
пеняй. Усекла, э?

- Усекла, - кивнула девочка. Ей очень хотелось есть - в изобилии у поури
имелась только вода.

- Тогда иди, - сказал ей поури, помешивая обгрызенной деревянной ложкой в
помятом котелке. - Иди и хоть пригоршню сухарей себе добудь. Помни - назавтра
сил станет меньше. А значит, и отнять будетсложнее.

Поури отвернулся и отправил в рот полную ложку своей дурнопахнущей каши,
давая понять, что разговор закончен.

Ниакрис молчаливой тенью выскользнула из шалаша.

Поселок - не поселок, стойбище - не стойбище, короче - лагерь поури кишмя
кишел народом. Большинство занималось вполне мирными хозяйственными делами (в
которые, правда, не входило земледелие или, к примеру, ткачество со
скорняжничеством) - время от времени прорыскивали вооруженные до зубов группки
карликов, злобно зыркая во все стороны, словно выискивая, с кем бы подраться.
Ниакрис нигде не видела ни огородников, ни пахарей - словно поури вообще
добывали пропитание невесть откуда. Кстати, их любимая каша варилась из семян
буйно росшего повсюду сорняка, вымахивавшего в полный рост взрослого человека.

Девочка растерянно брела по табору, озираясь по сторонам. Она никогда
ничего ни у кого не отнимала - тем более, ей никогда не приходилось драться за
еду.

Но поури был прав. Если она не будет есть, силы уйдут. И тогда она точно
уже не сможет отомстить - потому что кто знает этих поури, еще и в самом деле
съедят...

Несколько раз она замечала карликов, уплетавших за обе щеки свою кашу,
сидя под латаными-перелатаными пологами; ладони девочки мгновенно покрывались
потом, и, столкнувшись взглядами с поури, она поспешно отводила глаза.

Вернулась она, ничего не добыв, голодная и злая.

Полночи она просидела в углу грязной палатки, сжавшись в комочек. Поури
безмятежно храпел на соломенной подстилке, в обнимку с еще неостывшим после
ужина горшком с кашей.

Это было еще одно правило - поури не знали воровства. Сильные не крали,
сильные отнимали.

Под утро Ниакрис встала и тенью выскользнула из палатки. Будь что будет,
она должна достать еду. Иначе она пропала.

Она не стала тратить много времени на поиски. Какой-то незадачливый карлик
поднялся в этот день до света и уже развел костер, основательно устроив над ним
массивный треножник, явно добытый в каком-то трактире.

Ниакрис молча шагнула из темноты. Меч в руке, и она очень старалась, чтобы
дрожь острия была б не очень заметна.

Поури мячиком вскочил на ноги. Может, он и удивился, заметив у своего
костра человеческую девчонку, но кистень мгновенно оказался у него в руке, и
шипастый шар со свистом пронесся совсем рядом с головой Ниакрис. Она едва
успела отшатнуться.

Поури злобно оскалил зубы. Шагнул вперед, все убыстряя и убыстряя вращение
цепи - верно, решил, что на сей раз ему повезло и явившаяся к нему за добычей
сама превратится в оную.

Ниакрис вновь попятилась. Ей стало донельзя страшно - это уже не урок, это
битва насмерть. Поури не задержит смертельного удара и не предложит подобрать
выроненный меч.

Что ей говорил наставлявший ее карлик - "пока вся старая шкура с тебя не
сойдет, толку не будет"? И что - "в себя заглянуть боишься"?

Нет, она не боится заглянуть в себя. Она знает, что увидит там мертвую
маму, и мертвого дедушку, и дядю, который так и пропал где-то на смертном
поле.

Но не только это. Там будет и сожженная деревня, одна из многих, дотла
разоренных поури; и другие мертвые на улицах, не ее родственники, но тоже
чьи-то мамы, дедушки и папы, чьи-то сыновья, дочери, братья или сестры.

Так что ж она медлит? Ей предстоит пройти ее путь до конца, и, если на
этом пути встал какой-то ничтожный поури, у которого руки и так по локоть в
крови, - как можно колебаться?!

Ты или убьешь, или умрешь. Жестокий и страшный закон, хуже которого ничего
нет под вечным небесным сводом. Человек слишком уж сильно хочет жить. И с
легкостью отнимает чужие жизни, чтобы только жить самому. Подобно самым
кровожадным хищникам, тем, которых гонят их же собственные сородичи и которые
убивают не только для еды, но и для удовольствия.

Убивай или умирай, Ниакрис. Вот именно этот поури ничего тебе не сделал,
он всего-навсего подвернулся тебе под руку; и вот оказалось, что этот огромный
мир слишком тесен для вас двоих, и вы уже сражаетесь насмерть, и ваш поединок
будет вестись не по правилам благородного боя, о, отнюдь нет; вы будете
норовить ударить в спину и добить упавшего. Ты превратишься в такого же зверя,
что и этот несчастный поури из проклятого, невесть как живущего и выживающего,