космолетчиком, человеком, которому сам черт не брат! Не было сил терпеть
эту похмельную гадость. А тут еще вполне реальные хари и рожи! Да с
кастетами, ножами, обрезками труб.
грудь. Промазал! Хотел ниже, в солнечное сплетение... Один из стоявших
успел перехватить ногу, и Иван грохнулся на мостовую.
почувствовать не успел, просто потемнело в глазах, и все пропало.
находится: у себя, в одноместном гостиничном номере, или в каком-нибудь
очередном притоне.
дикой головной болью, всегда в одежде. Иногда рядом сопела помятая и не
менее похмельная девица, иногда не было никого, а раз он прочухался на
груде тел, вповалку лежавших на пластиковом настиле ночлежки. Все эти
пробуждения перепутались в его голове, смешались, и он не знал, где лучше,
где хуже ему, нигде не было покоя. Он пил с утра до вечера. Его не тошнило
и не рвало, и он мог выглушить за сутки полведра самого крепкого пойла.
Только легче не становилось, память переставала жечь, лишь когда он
проваливался в полуобморочную черноту забытья. А с пробуждением все
начиналось по-новой.
замельтешило, задергалось, набухло... и из мрака пространства выплыло
нелепое нагромождение металлических конструкций, его сменило трехглазое
равнодушно-спокойное, даже какое-то окаменелое лицо, но и оно уплыло в
бок, освободив место двум фигурам в скафандрах... Иван резко мотнул
головой, в затылке ударил тяжелый молот, виски сдавило. Он приоткрыл
глаза.
не ночлежка. Единственным, что он видел, было переплетение ржавых труб,
переплетение совершенно немыслимое и беспорядочное. Похоже, его запихали в
какой-то подвал или что-то наподобие. Пахло сыростью. Даже в таком
состоянии он смог отметить это. И было неестественно тихо - так тихо могло
быть лишь под землей или в барокамере.
дернулся всем телом, попробовал подтянуть колени к животу. Но все с тем же
успехом. Связали! Иван мотнул головой в другую сторону и ударился о выступ
трубы. Связали, сволочи! Он вдруг все вспомнил. Но почему?! Эта свора
должна была по идее обчистить его и смотаться... хотя, что там обчищать -
в карманах, дай Бог, если наберется с полсотни евромарок, гроши! Но все
равно было непонятно, зачем он им?!
лежал во рту. Иван скосил глаза, насколько смог выгнул шею. Но так ни
черта и не рассмотрел-прикрутили его на совесть!
долбанули.
потолок был невысоким, темным, и по нему шли переплетенные трубы.
Мелькнула гнусная мысль - а может, эти ублюдки привязали его тут, подальше
от глаз людских, а сами смотались, пускай, мол, подыхает? Могло быть и
так! Настроение упало до нуля, хотя, казалось, ниже падать было некуда.
откликнитесь же кто-нибудь, мать вашу!
кончиками пальцев. Ничего, еще полчасика, и он придет в себя, выпутается!
Не из таких переделок выбирался! Но напускная бодрость тут же исчезла, и
им завладевала апатия, перед глазами снова начинали мельтешить всякие
зигзаги, молнии, уродцы, хари, рожи, казалось, - еще немного и
галлюцинации совсем оттеснят явь, и тогда он или спятит окончательно, или
впадет в долгую бредовую немочь, или просто подохнет прямо тут,
привязанным к трубам. В мозгу застучала прилипчивая короткая фраза: труп
на трубах, труп на трубах... и от нее никак не удавалось избавиться.
- Ну ничего, твари, мы еще посчитаемся! Мы еще с вами поговорим по душам!
от резкого прикосновения к губам чего-то холодного. Приоткрыл глаза.
Стриженный здоровяк тыкал ему прямо под нос горлышком длинной вытянутой
бутыли. Он, наверное, только что вытащил ее из холодильника - горло было
ледяным.
судорогой от холода, но он глотал и глотал, казалось, он никогда не
напьется. Он даже не ощущал, что именно он пьет, ему это было без разницы.
Уже позже, когда жидкость хлынула из горла обратно, заливая грудь, ноги,
он увидал этикетку на бутыли - это была обыкновенная шипучка. Да и не
похоже, чтобы ему подсовывали что-то не то, никто вроде бы не собирался
его отправлять на тот свет таким сложным образом, достаточно ведь было
просто ножичком пырнуть или оставить привязанным. Но Ивану в эти минуты
было на все наплевать. Он ощущал почти блаженство от этих нескольких не
вылившихся обратно глотков шипучки. В голове загудело, зашумело...
задохнулся, вытаращил глаза, дернулся всем телом. Но тут же получил удар в
челюсть. И опять провалился в темноту.
высунутым языком по приемным, кабинетам, все пытался что-то объяснить,
доказать. На него смотрели как на не в меру обнаглевшего баловня судьбы,
решившего вдруг, что весь мир вертится вокруг его носа, а кое-кто
намеками, а то и впрямую давал понять это.
Космоцентре сектором Дальнего Поиска, заявил без обиняков:
ты лезешь, понимаешь, с ребячьими фантазиями! Ты что, думаешь, ежели ты
известная личность, любимец публики и герой-испытатель, так для тебя все
на слом пустят, так, что ли. Щас тебе прямо, по-щучьему велению,
экспедицию снарядят, фонды выделят, людей подберут, технику: давай, мол,
Ваня, валяй, - куда глаза глядят! Слушай, ну тебе же не двенадцать лет!
Чего ты мозги занятым людям пудришь?!
сердце в это отказывалось верить.
по-всякому, но гнали. Был, правда, один выход. Надо лечь на обследование,
чтоб провели самую глубокую, скрупулезную мнемоскопию, все изучили,
разобрались, решили, постановили и так далее. Но у Ивана была
всего-навсего одна жизнь, он не мог ждать годами и десятилетиями, ждать
неизвестно чего. И потому он не раскрывался. Хотя и подозревал, что данные
областного мнемоцентра уже давным-давно поступили куда надо,
обрабатываются, и что он сам на крючке, просто его не хотят раньше времени
тревожить. И тогда он решил порвать со всем - сил не хватало! Он подал
рапорт через голову Толика Реброва высшему начальству. Рапорт, как это и
должно было случиться, вернулся к Толику. Тот вызвал сразу.
твоем месте лет десять назад сломался. Все, не тужи! Клянусь тебе, что
выбью отпуск еще на полгода, лады?!
отвалит такую сумму за здорово живешь?! Ты же прекрасно знаешь, сколько
стоит переброска в такую даль средней поисковой лохани! Знаешь?!
сожрет процентов десять, а то и двенадцать, всей энергии, отпускаемой
Космоцентру на год, и тем самым сорвет несколько запланированных полетов.
Но что ж ему теперь, вот так и сидеть с протянутой рукой оставшиеся годы!
Нет, он был не согласен с подобной арифметикой. Но он не мог полностью
раскрывать карт.
ты, старина, утомился... Или, хочешь, переходи к нам, в аппарат, я тебе
местечко найду, а?
кресле и сказал:
стене-сейфе. - На хранение, понимаешь. Ты у нас нонче где по графику?
океанариумом, в котором резвились уродливые рыбы с шипастными лапами и
выпущенными глазищами. Одну из рыбин он собственноручно привез для Толика
с проклятой, и притягательной Гадры, где чуть было не остался навсегда. Но
сейчас было не до сентиментальных воспоминаний.
отдыхай! А когда вернешься, мы с тобой поговорим о твоем дурацком рапорте,
лады?
Посняков Андрей
Гуль Роман Борисович
Орловский Гай Юлий
Белов Вольф
Грабб Джеф
Эриксон Стивен