прекрасно - с Гиргеи выхода нет. Они все погибнут. Они и хотят
погибнуть - красиво, с помпой, с треском и пальбой, с шумом,
погибнуть, стоя на ногах, а не на коленях. Но все проклятье в том, что
ему - да, ему! - никак нельзя погибнуть. И ему нельзя бросить друга.
Это еще хуже, чем погибнуть.
тащил сюда мою торбу - эти штучки хороши на Земле, здесь от них мало
толку.
- Вот что, Гуг, я пойду с вами!
это была явная истерика.
познакомил бы меня со своими ребятками, вместе на дело пойдем, надо
всех в лица знать.
отпетых головорезов, с которыми Иван в иной обстановке не пожелал бы
встречаться - на Гиргее не держали пай-мальчиков.
не доверяю автоматике!
в бельмастый глаз. Отпрыск императорской фамилии был бледен и хмур.
Барон - этот парится за босса, в Синдикате так принято, Ваня. Белый
Фриц - мочил только легавых, псих, по нему дурдом плачет, взяли на
Октаподе, здесь полгода.
каторге...
- торчать бы вам, ребятки, здесь за грехи ваши, ну вот вырветесь на
свет Божий, а дальше что? Снова убивать, расиловать? что ты будешь
делать на Земле, а, Кипа Дерьмо? а ты, Бон Наркота, колоться? глотать
колеса? резать всех подвернувшихся под руку?!
край света, - нахваливал головорезов Гуг Хлодрик, - вот, гляди,
рекомендую - ветеран тридцатилетней аранайской войны Иннокентий
Булыгин, в поосторечии Кеша Мочила, твой землячок, промежду прочим.
протянул Ивану костлявую руку с десятком тусклых металлических колец
на пальцах.
нечеловеческой хватки, аж кости захрустели.
в голосе, - протез разладился, старый он, разболтанный, менять пора да
сперва отсюда бы слинять. Слыхал, ты с нами пойдешь?
- куда только не забросит судьба-злодейка русского скитальца-горемыку!
Сколько их таких, рассеянных по Вселенной, по крохотным миркам,
падающим в бездонную черную пропасть Пространства!
Ты вот чего, держись ко мне ближе, авось не сразу пришибут, понял?
фигуру, каждую кличку - больше ничего не надо, хватит. Пора!
тобой поговорить с глазу на глаз. Потом, видно, не придется.
респектабельной камере. Одни в ловушке для обреченных, на глубине
восьмидесяти километров, под свинцовой толщей ядовитой жижи, в
изрезанной подводными ходами и туннелями проклятой Гиргее.
последнего поколения с психодатчиками, и тут же старинная резьба по
натуральному дереву. Откуда на Гиргее натуральное земное дерево?
Витражи, застекленные подки, аквариумы в стенах... Иван вздрогнул.
Показалось - вот-вот высверкнут из водной черной толщи злобные
кровавые глаза. Он давно здесь, но еще не видал ни одной гиргейской
клыкастой рыбины. Наверное, всех повывезли любители.
еще одна причина, по которой мне бежать нельзя! - Он подошел к
стеллажу с огромными фолиантами, сдвинул его, почти без напряжения,
нажал на кнопку.
капризный женский голос, - ну и скушный же вы народ, мужчины, все о
делах да о делах, фу!
высунулась наружу женская нога - стройная, темная, в белом сапожке с
золотой пряжечкой. Негритянка. Нет, мулатка. Иван не ожидал увидеть
здесь женщину. Не место женщинам на подводной каторге, за тысячу
световых лет от Земли. Но мулатка была живой, настоящей и
необыкновенно красивой. Таких синих глаз просто не могло быть в
природе. Иван залюбовался... и забыл поклониться.
приподнял невесомую узкую кисть и коснулся губами темной кожи.
своему необъятному животу, поигрывая с длинным сиреневым локоном,
который будто бы случайно выбился из тщательно уложенной пышной
прически. Пухленькие губки, вздернутый носик и безумная синева глаз -
ангел во плоти. Нежной кошечкой мулатка льнула к великану Гугу, не
стесняясь Ивана. Очаровательница, да и только.
вечерком решила свести счеты с прежним любовником. А тот, понимаешь,
пришел с пятью фараонами. Пришлось замочить всех шестерых. Две недели
она пилила их на куски и скармливала дворовым псам. А на третью
соседушка настучала. Ваня, ее приехал брать целый взвод пурпурных
касок - с пушками и лучеметами, в бронежилетах, с гранатами и прочей
мурой. А она лежала на своем плюшевом диванчике, свернувшись
калачиком. И жевала изюм. Дитё! Ваня, разве можно эдакое дите совать в
каторгу, на зону?!
горячим поцелуем, прижалась еще сильнее.
было много женщин, ты знаешь. Но я только думал, что я их любил, нет,
Ваня, я, старый трухлявый пень, влюбился в эту девочку и понял, что
ничего прежде и не было! У меня нехорошие предчувствия, Ваня, так
бывает перед концом, я знаю...
губам. И тут же снова прижалась к животу, мурлыча и потираясь бедром о
ногу великана.
разбираясь ни в чем, теперь он все больше и глубже влезает в нечто
неуловимо-иллюзорное, опутывающее по рукам и ногам. Чувства-с! Каприз!
Прочь! Немедленно прочь! Нельзя идти на дела и распускать нюни! Он
уговаривал сам себя, но ничего не мог поделать.
- Гуг чмокнул мулатку в щеку, подпихнул ее рукой под круглую попку к
дверце.
замышляете. Я еще подумаю, может, пойду да и сдамся вертухаям.
Простят! Я еще года три протяну здесь, они меня не шибко давят. Три
года - целая вечность!
будто в шутку, но вместе с тем и всерьез, снова коснулся ее руки - той
самой ручки, что отправила в мирой иной шесть черных душ, а потом день
за днем пилила оставленные душами в ее хибаре тела. Нет, Гуг или врал,
или это и впрямь необыкновенная женщина. Надо заставить ее, упросить,
убедить.
вам простят. Нельзя губить такую красоту и так-то молодость! Через
год-другой вас переведут на мягкую зону, вы все позабудете, время
вдет, законы меняются, вас выпустят, обязательно выпустят, вы заживете
новой жизнью, на Земле рай, вас ждут в этом раю, надо только сделать