тринадцать шей. И взмыли вверх тринадцать иззубренных ножей.
как ломали им руки, ноги, ребра, как перешибали хребты, выдавливали
глаза, раздирали рты, как рвали их на куски пилообразными ножами и
расшвыривали кровоточащее мясо алчущим крови и жертв. Она видела весь
этот ужас. Но она и на долю мига не пожалела истязаемых и убиваемых.
Она хохотала - беспрерывно, страшно, громко, заражая всех безумным
сатанинским хохотом-воем.
мессы, тысячи посвященных. Не смеялся лишь рыкающий из-под сводов
глас. Его не было слышно.
алчущим успокоения. И не смолкал бесовский хохот, ни на миг не стихал.
вертлявыми людишками, то падающей на них камнем, убивающей железным
клювом очередную жертву, то взмывающей, вверх и уносящей к неведомым
пределам еще горячее мясо жертв. Не было в этой птице ни жалости, ни
усталости, ни сострадания. Было лишь упоение силой и властью,
дарованными на малое мгновение жизни, но дарованньпми и потому столь
прекрасными. И вместе с тем Ливадия Бэкфайер-Лонг, бывшая
стриптизерка, мокрушница, наводчица, содержанка черного притона,
каторжница, беглянка, ощущала себя собой - красавицей-мулаткой,
прошедшей сквозь огни и воды, любимой и любящей, доброй и нежной,
нетерпимой и верящей.
невидимой руки истерически-ритуальный хохот стих. Оцепенение охватило
всех.
сверху. - Взгляните же на нее, избранницу свершения, взгляните, чтобы
забыть навсегда и никогда не вспоминать!
непреходящем, сатанинском ужасе, что ощутила в груди вместо сердца
лед, обжигающий, колючий, страшный. Она хотела закричать. Но не
смогла. Судороги сдавили горло.
таким, каким оно и было на самом деле. Увидела свои черные
полупрозрачные одеяния, забрызганные чужой кровью. Увидела тысячи
злобных, остервенелых от жажды зла безумцев. Увидела брошенные жрецами
страшные ножи ... Она увидела все! Но она не успела ничего
предпринять.
совсем маленькая, чуть больше ее головы. Она опускалась и медленно, и
быстро. И от нее некуда было деться. Лива хотела спрыгнуть вниз, но не
смогла даже сдвинуться с крохотного сиденьица - тело не принадлежало
ей.
из-под сводов. - Принесем ему наши мольбы о процветании его! И пусть
пропитается она волей его, и пусть идет по пути, намеченному им, и
пусть свершит то, что угодно ему, ибо нет ничего выше воли Отца
нашего, Отца Мрака, и Духа его отмщения, и Сына его, низринутого ввысь
и отмщающего за нас!!!
первого соприкосновения с ней перестала быть Ливадией Бэкфайер-Лонг.
Она перестала вообще ощущать себя. Но она с животной ясностью и
остротой почувствовала, как вытекают из глазниц черепа ее прекрасные
синие глаза и как заполняются опустевшие провалы тягучим, всевидящим
мраком.
совершенно серьезно, поводя выцветшим глазом, проговорил Кеша, - на
Аранайе я брал двадцать восемь баз этих ублюдков, понял?!
врага! Смять! Разбить! Или погибнуть... Но почему, собственно, на
врага? Может, там и не враг вовсе. Тут ломай - не ломай голову, а надо
топать вперед. И потому Иван сказал:
словно собака-ищейка, замерцал тускло. Он явно уловил направление.
на голову - шлем угрожающе завибрировал и... пропал из виду. Теперь
его можно было только нащупать. Иван не собирался никому давать щупать
свою голову. Он снова сунул руку в мешок, наугад вытащил чуть
теплящийся шарик "зародыша". Будь что будет! Пальцы сжались, из кулака
потекла желеобразная масса, на ходу превращаясь в нечто вытянутое,
широкое, длинное, поблескивающее, с удобной витой рукоятью.
"тройным веером" - меч пропал из виду и снова появился, стоило
Ивановой руке застыть. Пристанище! Он сразу вспомнил Пристанище,
именно там пригодился бы такой помощничек - послушный, полуживой,
сверкающий ослепительными алмазными гранями, меч - чудо XXV-го века
...а может, и не XXV-го!
теплая рукоять, и ничего более. Тогда он снова сжал пальцы - широкое
лезвие вырвалось из кулака лазерным лучом и застыло.
спешил. Пошли!
была цель. База. Семьдесят миль одним махом не перемахнешь. Да и сил
надо оставить немного. Ни один, ни другой не верили, что на базе их
будут дожидаться друзья-товарищи.
что под ногами была почва, что спертым и холодным воздухом подземелья
можно было дышать. Все остальное приложится. Иван не сомневался в
своих силах.
туннеля, осматривал их, прощупывал - ему мерещились следы рук
человеческих, следы проходчиков. Но каждый раз он ошибался - стены
были изъедены временем и вполне естественны, скорее всего здесь текла
когда-то подземная река, она-то и проложила ход, текла по трещине в
породах, век от века расширяя свое русло. Может, так, а может, и нет.
Какая разница! Кеша каждый раз нервничал, ему было плевать на такие
мелочи. Его больше интересовало содержимое заплечного мешка. Он все
время напоминал Ивану. И тот дважды, перебарывая самого себя, доставал
"зародыши". Первый, раздавленный в кулаке, в один миг превратился в
несуразную черную большую птицу без головы и лап, напугал обоих
гортанным истерическим клекотом, скрежетом ... и исчез в Темноте.
Второй, выпал из ладони сгустком живой посверкивающей ртути, упал на
шершавый гиргенит, прожег его, проел, ушел вниз - в неведомые
внутренности Гиргеи.
была со странностями, она уползла с ладони вверх по руке, до локтя,
там и прилепилась рыбой-прилипалой. Как она держалась, было непонятно,
но когда Иван пытался отодрать рукоять от металлопластиконовой ткани
комбинезона, у него ничего не получилось. Зато стоило только подумать
о мече - и рукоять соскальзывала в ладонь. Невродатчики?
Психопроцессоры? Иван уже не сомневался, что эта штуковина оттуда же,
откуда и яйцо-превращатеяь.
вселяло надежду, несмотря на то, что пока на Гиргее так и не выручило
не разу. Все! Хватит психовать! Надо преодолевать этот комплекс
"голого беззащитного человека", он вооружен, он оснащен, он силен и
искусен в рукопашном бою, у него седьмая степень боевого гиперсенса
плюс уникальная школа рос-веда, у него, в конце концов, меч,
гипноусилитель ... да еще два Кешиных парализатора. Да они просто
непобедимы! А тревоги и неуверенность, так это всегда после
длительного ношения скафандра, это проходит на вторые или третьи
сутки. А сейчас надо идти вперед и не растекаться чувствительиым
слизнем по гиргениту.
основательно подпорчена каторгами и рудниками, - погоди!
поблескивающего пола.
того и просил передышки, - помнишь, ты говорил, что у меня, дескать,
чего-то не так, не такой какой-то?!
- то ли не хватает во мне чего-то, толи отмерло внутри - было, а потом