лет в гимназиях шести ступеней, и ему втравливали в мозг методом
гипнозакладки знания тысячелетий. И потому он знал, бывает, знал
умственно, "головой".
исподтишка, стаей, на ослабевшую добычу.
приходит один: стоит кому-нибудь вцепиться зубами в один бок великана,
тут же находятся такие, что вгрызаются с другой стороны. Кто только не
бросился тогда на истекающую кровью Русь - и литва поганая, и немцы,
подлые псы-рыцари, лжехристиане, благословленные на грабеж и разбой
наместником дьявола на земле, сатанинским папой, и ляхи, и татарье
всех мастей, и иудеи, и хазары, и даже италийские наемники. Именно так
и бывает, коли приходит беда - отворяй ворота, только ленивый не
придет на тебя с мечом. Так было и позже, в Смутные времена, когда
почти те же шакалы набросились на Россию со всех сторон, выгрызли даже
ее сердце. Так было и восемьсот двенадцатом, и в восемнадцатом, и в
сорок первом, и в годы тихой, ползучей "третьей мировой войны"
восьмидесятых-девяностых годов ХХ-го века. Так было всегдавражья сила
не ходила в одиночку. То ли добыча каждому в отдельности была не по
зубам, то ли духа не хватало встать один на один, лицом к лицу.
Значит, и теперь так! Только так и бывает! Горе горькое по свету
шлялося и на нас невзначай набрело. Нет, совсем не случайно набрело.
Значит, ослабло человечество - шакалы, они всегда на ослабевших
кидаются. Не будет спокойной старости, не будет тюльпанов и своей
халупы. А будет вечная война похлеще аранайской. Та длилась тридцать
лет. А сколько будет идти эта?
понимал, где находится, чего с ним выделывают, и вообще - жив он или
не жив, может, давнымдавно отбросил копыта, и вот мается на подступах
к местам наказания, к адским сковородам?! Он различал лишь одного,
особо прозрачного, вихлявого и глазастого оборотня, который извивался
перед ним. Ну что же это за тварюга такая, смотреть тошно! Все
мельтешит, все расплывается, круги, черти, вой, пятна какие-то. И у
оборотня на голове почему-то длинные белокурые волосы, прямо целый
ворох длинных, чуть золотистых волос. И ноги у него длинные бабьи...
только вот плавники торчат в разные стороны, и прилипалы... нет, уже
не торчат, это руки, ручки - тоненькие, гибкие, с холеными, точеными
пальчиками. И никаких чешуй, никаких панцырей... вот наваждение, а
вместо них осиная талия, тоненькая-тоненькая над широкими, полными
бедрами, и груди, большие, колышащиеся в такт танцу. Много повидал
Кеша красоток на своем нелегком веку, но эдаких еще не видывал, эдаких
и не бывает на свете, не может быть! Во как крутится, во как бедрами
вертит, извивается, приседает, прогибается кошечкой. Напасть! Кеша
готов был выпрыгуть из собственой шкуры и накинуться на
красавицу-танцовщицу. Не было никаких оборотней, не было пещеры. Была
лишь возбуждающая глуховатая музыка, был полумрак, и была она -
разжигающая плоть, лишающая-ума, искусительница! Кеша почти ничего не
помнил.
он ли это вообще был, седой, измученный войнами и каторгами
неудачник?! Нет! Он был молод, силен, он хотел прыгать, скакать,
плясать вокруг этой белокурой бесовки. А еще он хотел... Его будто
кипятком обожгло. Да, он страстно, безумно желал ее, прямо тут, прямо
сейчас, сию минуту!
спали, будто их и не было. Кеша почувствовал, что он свободен, что
ничто не удерживает его. И он диким зверем набросился на нее -
подхватил, смял, вдавил в себя. Она была обжигающе приятна: упругие
груди и бедра, нежная шелковистая кожа, горячие сладкие губы. Кеша
безумствовал. Он упивался этой дикой страстью, он погружался в нее,
растворялся в ней. Он был на вершине. Такого восторга, такого счастья,
такой остроты бытия он не испытывал никогда. Его выворачивало, ломало,
корежило от острейшего, нечеловеческого наслаждения. В ярчайший миг
сладострастного изнеможения он оторвался от красавицы обессиленный и
умиротворенный. Упал на землю с закрытыми глазами, испытывая
мучительное блаженство.
миражи. Дикая пляска оборотней продолжалась, она стала еще более
варварской, необузданой и свирепой.
прозрачный оборотень с длинными тонкими плавниками. Он еле дышал,
сипел, пускал пену, Кеша сразу все понял. И застонал.
в ушах.
мраке, гул гонга стихал, пока не пропал совсем.
темнело. Кеша подполз к ближайшей стене обессиленным, полуубитым.
Свернулся калачиком. И уснул.
более явственным, чем сама явь.
мешок. Он был завязан шифроиглой, той самой, знакомой. У Сихана имелся
выход сюда, значит, он наладил связи, значит, он не терял времени
даром. Но он мог бы дать и кое-что посущественнее, например, хорошее,
мощное оружие. Но не дал. Он спас Ивана. И бросил его на произвол
судьбы, как бросают в воду неумеющего плавать.
шелестела листва. Больше ничего понять было невозможно. Венеция! Снова
защемило сердце. Земля предков. Иван старел, его больше не тянуло в
Космос. Почему так несправедлива к нему судьба, почему именно он
должен стоять на пути злых сил?! С какой бы радостью он все забросил,
переехал бы сюда, занимался бы раскопками. Человеку не место в
Космосе! Ах, как прав был батюшка, мир праху его и покой. На Ивана
снова накатило чувство вины, его друг, сельский священник мог бы еще
долго жить, нет, тут не сердечный приступ, тут убийство. Ну почему по
его пятам идет смерть?! Он что, прокаженный?! Если он несет смерть
близким, пусть лучше убьют его самого! Или он уйдет в сторону, осядет
здесь. Ах, история, история человечества, история родного славянского
племени - ты безгранична, ты затягиваешь в себя, ты океан океанов,
миллионы судеб, дел, свершений. Великое племя росов! От Лабы и Реции,
Веиетии и Рома прошло ты до Тихого и Индийского океанов, перебросило
мосты в Америку. Ты дало начало всем великим цивилизациям Земли! Ты и
есть сама земная цивилизация! И вот грозит тебе погибель, и всем, кто
вокруг тебя, грозит погибель. Почему же спишь ты в ночи этой?! Почему
спят все младшие племена, изошедшие из тебя и зачавшиеся сами по
себе?! Грозен покров тихой ночи. Грозен и страшен!
Шнур-поисковик сам обвил кисть. Порядок.
Сихан! Ну удружил, ну молодец! Иван распихал что мог по клапанам,
закинул мешок за спину. Пора!
разложившимися водорослями от каналов. Всем хорош" Венеция, но запахи!
От них не могут избавиться вот уже почти три тысячи лет. Он тщательно
запер дверь. Осмотрел дом, в который ему не суждено возвращаться. Дом
был маленький, старенький, совсем неприметный. Такие обычно и выбирают
для тайных дел.
подантарктических глубинах был мир чуждый и злой, неземной. А здесь
другое дело! Иван шел по скрипучим старинным, но местами подновленным
мостовым и поглядывал в окна. Свету в подавляющем большинстве из них
не было. Половина четвертого, скоро рассвет.
Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, опять находится в невменяемом
состоянии. А парнишка по имени Умберто, наемный убийца и зомби, сидит
теперь в одной из комнат и тихо скулит, такие всегда скулят, жалеют
себя.
споткнулся о стальную рельсу, загораживающую вход на перекидной
мостик. Ничего! Он разбежался и перепрыгнул четырехметровый канал.
Надо спешить.
И постучал в заколоченную дверь. Дверь и должна была выглядеть
заколоченной, это для конспирации. Но эта дверь только и открывалась в
доме. Парадная была для виду.
Поднимать заметного шума не стоило. Проще войти, старик Луиджи не
обидится.
сдавил рукоять, универсальный виброключ сработал и дверь со скрипом
раскрылась. Иван шагнул в потемки. И тихонько сказал:
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Майер Стефани
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Никитин Юрий