Чтение 7–й страницы книги ~Демон Сократа~

- Как?

Славка засмеялся.

- Здесь и чудес никаких не нужно. Хватит нормального компьютера,
умеющего считывать математические модели. В данном случае, модели
возрастных изменений. Полсотни параметров вполне хватит, - он оценивающе
взглянул на меня, а сам уже возился в плоской ванночке при красном свете,
что-то там цеплял пинцетом. - Накладывай картинки на фотопортрет и получай
фотографию из будущего.

- Это что ж это получается? Можно сработать фотографию, запечатлевшую
какое-то вероятное, но еще не случившееся событие?

- То есть?

- Ну, скажем, завтра мы планируем отправиться на пикник, а ты уже
сегодня показываешь нам фотографию: травка, река, шашлычок дымится, кто-то
уже надрался - ну, сам понимаешь.

- Ну тебя, - польщенно отмахнулся Славка. - Ты придумаешь!

И спросил:

- Новый роман задумал? Фантастический?

Я жестко сказал:

- Не роман. Взгляни.

И выложил перед Славкой фотографии.

При свете красного фонаря они показались мне даже зловещими. Даже та,
на которой я целовался с Ией.

- Убери, - злым гусиным голосом прошипел Славка. - Убери! Я их не
видел!

- Я сам увидел их только сегодня, - не понял я.

Славка ощерился.

- Какого черта! Я сказал, убери. Ничего не хочу смотреть. Я тут при
чем? К Юреневу иди с этими фотографиями.

- Да погоди ты!

Славка не хотел годить. Он страшно нервничал.

- Зачем ты их приволок?

- Ты же мастер.

- Не надо, Хвощинский. Мои дела - это мои дела, а тут совсем другое.
Я к НУС отношения не имею.

- НУС? Это НУС делает?

- Не знаю. Убери. Я ничего не видел. Да мне и уходить надо.

- Не трясись. Какого черта? Я разобраться пришел. Вот Юренев лежит,
мне это не нравится. Как можно такое снять? И дыра в стене. Я проходил
мимо этого дома, нет там в стенах никаких дыр.

- Я тут при чем? Спроси Юренева.

- А ему откуда об этом знать?

- Не знаю. Он хам, - не очень логично объяснил Славка, жалостно
выгибая тонкую шею. - Никаких дел не хочу иметь с Юреневым. Пока Козмин не
чокнулся, Юренев еще походил на человека, а сейчас...

- Что значит чокнулся? Козмин?

- А вот то и есть. Крыша у него поехала. Распаялся. С нарезки слетел.

Славка вдруг обалдело уставился на меня.

- Ты что, правда, ничего не знаешь? Ну, про Андрея Михайловича? Ты
же, наверное, с ним переписывался.

- Ни с кем я не переписывался.

- Ну и ну...

Разговор явно пугал Славку, но кое-что я из него все же выдавил.

Получилось следующее. Примерно год назад в институте Козмина-Екунина
что-то грохнуло. В одной из лабораторий НУС. Сильная машинка, таких нигде
нет. Козмину не повезло больше других, он находился в самой лаборатории.
Говорят, там керамика плавилась. То ли память Козмину отшибло, то ли еще
что, короче, к Козмину никого не подпускают. Если кто знает подробности,
то Юренев или Теличкина.

- Такие вот дела, - мрачно закончил Славка. - И фотографии убери.

- Не уберу, - сказал я зло. - Больше того, я их тебе и оставлю.

- Зачем? - по-настоящему испугался Славка.

- Хочу знать, в чем тут фокус, настоящие они или смонтированные? А
если смонтированные, то как такое делается? Ну, Славка, ты же мастер! А
откажешься, - зловеще пообещал я, - Юренева сюда притащу.

Это подействовало. Славка неохотно спросил:

- Где взял?

- В гостинице. Мне их ночью под дверь подсунули.

- Прямо так и подсунули?

- Почему так? В пакете.

- В пакете? Тогда выкладывай и его, не надо у себя ничего держать, -
чего-то он все-таки боялся, выгибал, как гусь, шею. - И ты ничего не
видел, не слышал?

- Я спал.

- Хвощинский, - не шепнул, а как-то даже прошипел Славка и пальцем
ткнул в потолок, - может, ты выше поднимешься? Всего один этаж, а? Там
знающие люди. Это они должны обо всем этом знать.

- Иди ты! - я совсем обозлился. - Никуда я не собираюсь подниматься.
И ты - молчок! Вечером загляну.

И вышел из фотобудки.

Славка, похоже, хотел выскочить вслед за мной, но меня вновь окружили
ребята. Хвощинский, а роман у тебя ничего! Ты совсем перешел в
исторические писатели? С Пикулем, наверное, знаком, да?

Я прорвался к выходу.

Вахтер опять меня не узнал. И хорошо. Я ни с кем не хотел
разговаривать. Полупустой проспект меня радовал.

Ничего в Городке не изменилось.

Аптека, "Академкнига", красный магазин, "Союзпечать"...

- Ахама, хама, хама...

Я вздрогнул.

Прямо передо мной, под светофором, стоял Юренев. Сигарета в его губах
погасла. Он ничего не видел, задумавшись.

Трудно поверить, но бессонная ночь никак на нем не сказалась. Он был
свеж; правда, задумчив. Белая рубашка, светлые брюки. Никаких припухлостей
под глазами. Кудри, конечно, седоватые, но к бессонной ночи это не имело
отношения.

- Привет.

Юренев очнулся.

Ни удивления, ни приветливости. Скорее, недовольство.

- По утрам, Хвощинский, не звони мне. Не принято мне звонить по
утрам.

Он так и сказал - не принято. Это меня взбесило.

- Я звоню, когда возникает необходимость.

- Да ну? - неожиданно удивился он. Кажется, по-настоящему удивился.

- Почему ты ничего вчера не сказал об Андрее Михайловиче?

- А ты спрашивал? - с неожиданным, с каким-то даже неприличным
любопытством Юренев внимательно меня осмотрел. - Ты же настойку на орешках
жрал, а потом коньяк. Нельзя тебе пить так много, - он изучал меня как
афишную тумбу. - А что до Козмина, можешь ему позвонить.

- Я звонил.

- И что? - спросил Юренев насмешливо.

- Отправляют к доктору Юреневу.

- Ну и звони ему.

Я остолбенел.

- Издеваешься? Что с Андреем Михайловичем?

- Ахама, хама, хама... - Юренев снова задумался. Потом вспомнил обо
мне и заметил неопределенно:

- Завтра.

- Что завтра? - не понял я.

- Или послезавтра... - он что-то решал про себя. - Скорее,
послезавтра... Так удобнее...

- Для кого?

- Ну, для меня, скажем...

Он снова очнулся. В глазах его горело дьявольское любопытство. Он
изумленно моргнул.

- Хвощинский, плечо у тебя не болит?

- С чего бы ему болеть?

- Да вот опущено оно у тебя... Почему опущено? - он снова изумленно
моргнул. - Это демон оттоптал тебе плечо, Хвощинский. Демон Сократа,
помнишь о таком? Примостился на твоем плече и топчется. Сколько помню,
всегда он топтался на твоем плече.

- Какой еще демон?

- Да сократовский, сократовский, - пояснил он. - Ты должен помнить.
На плече Сократа всегда сидел демон и подсказывал ему, чего не следует
делать. Понимаешь, только это. Чего не следует делать! Ты всегда был в
этом силен. Козмин, по-моему, за это тебя и любил.

Он снова впал в задумчивость. Каким-то новым, бесцветным, не
понравившимся мне голосом, он сказал:

- Вранья много. Везде вранья много. Почему, Хвощинский, люди так
вранливы? Ты врешь, буфетчица врет, Роджер Гомес врет. Ну, ладно, у
буфетчицы это профессиональное, а ты-то? Или вранливость писателя это
что-то профессиональное? У нас тут тоже есть один - рыжий, стихи пишет,
ратует за спасение российского генофонда, а сам по происхождению азиат с
юга и враль, конечно. Слушай, - быстро спросил он, моргнув изумленно. - А
может, врут потому, что слишком все завязано на прошлое? Ты вот тоже
взялся за историю, подвиги землепроходцев. Они все давно вымерли, костей
не соберешь, ничего от них, кроме бумажек, не осталось, а ты как бы их
современник! Вранье все это, Хвощинский. Зачем?

И хмыкнул:

- "Чем сидеть горевать, лучше петь и плясать..." Вот Гоша Поротов не
врал. "Бубен есть, ноги есть..." Пиши о будущем, Хвощинский. Когда пишешь