Элеонора РАТКЕВИЧ

ПОВЕЛИТЕЛЬ

Книга была такой огромной, что положить ее к себе на колени оказалось
почти невозможным. После нескольких попыток я разместил ее на траве, и она
раскинулась передо мной, а я лежал на животе и пытался разобрать
полустертую вязь магического текста:

- Создайся плотью от плоти моей...

Воздух задрожал и потемнел.

- Возьми дыханье от дыханья моего...

Волосы мешали, лезли в глаза, и я хотел их отбросить, но не успел. Я
получил такой пинок под ребра, что отлетел от книги на добрых моих два
роста, а ростом меня Боги не обидели.

- Сопляк, паршивец, ты что это делаешь?!

Никогда я еще не видел Наставника в таком лютом гневе. Я валялся на
траве, пытаясь дышать, и ничегошеньки не понимал.

- Я... я читал, Учитель, - с трудом выдавил я.

- Ах, ты читал, поганец?! - Наставник одной рукой поднял меня с
земли, а другой залепил здоровенную затрещину.

Дело скверное. Рука у моего Наставника тяжелая, и я считал, что в
полной мере изведал ее тяжесть, когда мы боролись. Но раньше он никогда
меня не бил, тем более - так. Ох, как все нескладно получается. Что же я
такого натворил?

- Значит ты, трам-тебя-тарарам, читал?!

- Я виноват, Наставник, - я опустился на колени и склонил голову.
Никогда еще я не признавал свою вину без оговорок, без малейшей попытки
оправдаться, никогда еще не был готов добровольно принять наказание. Но и
Учитель мой так себя никогда не вел. Даже когда я в трехдневном переходе
умудрился потерять меч.

- Он виноват, видите ли! - Наставник снов ударил меня. - Ты хоть
понимаешь, что натворил?!

- Нет, Наставник, - искренне ответил я.

Это его несколько отрезвило.

- Я тебе говорил, чтоб ты никогда не произносил заклинания вслух?

- Да, Учитель, но я нечаянно... я не очень хорошо читаю, и мне вслух
легче...

- Не умеешь - не читай. Нет, ну вот же приспичило оглоеду. Я тебе,
мерзавцу, даром говорил? Нельзя - значит, нельзя. Это тебе не базарные
лубки с намалеванными голыми девками.

Я подумал, что Наставник в чем-то прав. Мысленно я приравнивал запрет
на магические книги к запрету на непристойные лубки с раскрашенными
картинками. И то, и другое мне рассматривать не полагалось: еще рано. Но
неприличные лубки я уже читал, хоть мне это и запрещалось, так почему же
не прочесть и магические книги, которые мне тоже запрещены?

- Сопляк ты, щенок! Читает он, видите ли! Вслух, что попало, где
попало! Не где-нибудь в потаенном месте между мирами, нет! Разлегся на
пузе в травке и призывает. Да еще задержись я чуть-чуть, и остались бы от
тебя кровавые тряпочки. Ты хоть это понимаешь?

- Да, Наставник, - виновато произнес я. - Теперь понимаю.

- И мало того, мне бы еще пришлось отлавливать ту пакость, которую ты
по своему недомыслию затащил в наш мир. Даже не зная, что это за тварь и
где ее искать. И что она может натворить на свободе.

- Я виноват, Наставник, - глухо повторил я.

- Вот и подумай о своей вине, - пробурчал Наставник и коснулся моей
шеи у плеча. Я окаменел. Моя плоть оставалась живой, но не повиновалась
мне. Спасибо и на том. Я уж думал, что впервые за годы обучения меня
просто выдерут, как сопливого мальчишку, и поделом же мне будет. Но
наказали меня, как взрослого. Я отстоял свое на службе. Я отстоял свое на
лужайке, которую я чуть не загубил своими неосторожными заклинаниями, да
еще на месяц лишили права носить меч.

Это было года четыре назад, и урок я усвоил, как должно. Особенно,
когда я узнал, что чуть было не произнес заклинание разделения плоти.
Часть ее захватило бы какое-нибудь потустороннее чудище и разорвало бы то,
что от меня осталось, действительно на кровавые тряпочки. Больше я
самолично в магические книги не лазил. Наставник иногда давал мне их
читать - под своим присмотром, разумеется - но очень неохотно. Он считал
меня безответственным сопляком, и я не мог его за это винить. Ничего не
скажешь, показал себя во всей красе.

Мой Наставник Гимар - лучший воин-маг отсюда до столицы, а может, и в
столице, но по нему не скажешь. Приземистый, пузатенький, ест за двоих,
пьет за троих, ругается, как первосвященник в публичном доме. Одет
непонятно во что. Все старое, латаное. Отродясь я на нем новых штанов не
видел. С тех самых пор, как он подобрал меня, голодного на улицах Техины.

Голод сводил меня с ума, голод заставил меня удрать из дома и
броситься на поиски счастья в ближайший город, но и там мне пришлось
солоно. Улицы Техины вымощены отнюдь не деньгами, красть я не хотел и не
умел, попрошайничать тоже, а ремесла никакого толком не знал. Дома я
сгребал навоз и все такое прочее, а в городе на подобную работу спрос
невелик. Все это я поведал Гимару за второй порцией речной рыбы - первую я
проглотил, не заметив. Гимар потребовал у трактирщика здоровенный каравай
хлеба и умиленно наблюдал, как я в него вгрызаюсь.

- Что, налоги большие? - сочувственно спросил он, глядя, как я
уписываю свежий теплый хлеб.

Я помотал головой.

- Мы освобождены от налогов, - невнятно провещал я набитым ртом.

Гимар присвистнул: он знал, в какой горькой, крайней, безысходной
нужде можно добиться полного освобождения от налогов.

- Мало рабочих рук?

Я ответил не сразу: кинул в рот слишком большой и горячий кусок рыбы,
обжегся и теперь дышал часто и коротко.

- Рук хватает, - наконец ответил я, отдышавшись. - Отец и еще трое
братьев. Я самый младший. Раньше ничего было. Деда пчел держал. Ничего
хозяйство было. А потом деда умер, и как-то оно быстро все сошло на нет.
Работать есть кому, и работаем, а земля не родит. Нет нам счастья, вот и
все.

- Земля, говоришь, не родит, - задумчиво произнес Гимар. - Счастья
им, видите ли, нету.

В его голосе чувствовалось осуждение, и я обиделся. Много позже я
узнал, что осуждение относилось не к нам.

- Ладно, пацан. Доедай и пойдем.

Я никуда не хотел идти. Я опьянел от вкусной сытой еды.

- Куда пойдем? - насторожился я.

- К тебе домой.

- Не пойду домой, - я вжался в трактирный стул, словно он мог
поглотить меня и спрятать.

- Что так? - полюбопытствовал Гимар.

- Выдерут, - убежденно сказал я.

- За то, что удрал?

- Ага, - если этот странный человек все понимает, зачем предлагает
идти домой. Там так холодно, и жрать нечего. Если бы что и завелось, крысы
все сожрут вчистую. А меня дома отлупят, это точно.

Гимар усмехнулся.

- Пусть попробуют, - сказал он, отвечая на мои слова, непроизнесенные
вслух. Я уставился на него.

- Пойдем-пойдем, - он решительной рукой взял меня за шиворот. Я
размазывал по физиономии слезы, грязь и сопли, упирался, но мне и в голову
не могло прийти указать ему неверную дорогу.

Дома меня, ясное дело, встретили не то, чтобы приветливо. Но Гимар
тут же увел отца и братьев в дом, и я ловил только обрывки их разговора.
Не очень-то хорошо слышно через окно.

- Это хорошая цена... стыдитесь... я бы вам советовал... семью, и в
город... эта земля родить не будет... не советую, сейчас не те времена...
ремеслу научится, о чем разговор... зачем пропадать?.. в обиде никто не
останется...

Словом, Гимар выкупил меня у моей семьи. Точной суммы я так и не
узнал - своих я больше не видел, а не у Гимара же мне спрашивать - но
деньги, видно, были немалые, раз на эти деньги по совету Гимара вся семья
снялась с земли и переехала в Техину. Устроились они там неплохо, мать мне
писала веселые письма. Но я не побывал у них дома. На другой же день Гимар
увез меня в свои края. Больше я никогда не искал отбросы на свалке.

Гимар сдержал слово: никто в обиде не остался. Семья моя получила
хороший доход и дом в городе, а я получил то, о чем не мог и мечтать. Я
был не просто сыт и одет. Я учился лучшему в мире ремеслу - ремеслу
воина-мага. Учиться было очень тяжело, но я бы не променял свою жизнь ни
на какую другую.

Гимар поначалу ворчал, что он спятил, что из меня ничего не выйдет,
что я слишком поздно начал. Но я учился с остервенелым упорством. Ни за
что на свете не мог я допустить, чтобы Гимар от меня отказался. Та наука,
которая сызмала входит в тело незаметно, как вода в молоко, вливалась в
мои мышцы немыслимой болью, но я терпел. От усердия я готов был на любые
деяния, и Гимару частенько приходилось говорить мне: "Охолони, парень. Это
тебе не под силу." И я добился своего. Когда к Гимару как-то раз наехали в
гости его боевые друзья со своими учениками, я не чувствовал, что они хоть
в чем-то превосходят меня. Один из старых воинов сказал Гимару: "Откуда ты
выкопал такого парнишку? Он лучше всех наших, честное слово." Гимар в
ответ буркнул: "Не хвали тесто, пока хлебом не стало, прокиснет." Но он
был доволен, я знаю.

Выучился и многому другому. У Наставника Гимара, и пчелы роились, и