В. ТИХОМИРОВА
ЗОЛОТО НА ВЕТРУ
лощеному дворцовому паркету разлетался мусор, чернели пустыми зевами
нетопленные камины. Который день длился штурм царской обители. Под
окнами на огромную выпуклую площадь набегали солдаты с матросами,
выкатывались чудовищные броневики. Бегущие надо и не надо стреляли из
трехлинейных винтовок, доставая им патроны из подпоясанных лент. Бойко
рвалась шрапнель, сыпалась картечь. С реки по дворцу монотонно бил из
пушек военный корабль, норовя попасть снарядом в окно и коптя облачное
небо тремя высокими трубами. Хорошо еще, что не было аэропланов, не то
и те тоже поддали бы жару временному правительству, которое
отстреливалось уже последними зарядами, а все не хотело сдаться.
истерично заламывала руки, моталась из залы в залу, плюя и проклиная
судьбу при мысленном сравнении прошлого с будущим. Наконец, она плача
достала из-под кровати припрятанный ларец с бриллиантами и принялась
рассовывать их по разным щелям и закоулкам, с тем, чтобы, когда все
образуется, достать и вновь собрать заодно. Самый же большой, любимый
и безумно дорогой она зашила в кисть оконной гардины, искусно
замаскировав камень золочеными шнурками.
социалисты, с солью, но бриллиантов моих вам не видать, как мировой
революции.
было невдомек, что за возней ее пристально следит в замочную скважину
дворцовый истопник Шерстюк. Подлец этот Шерстюк, не зря считавший себя
почти что пролетарием, изловчась, треснул все равно обреченную графиню
кочергой по затылку и, не медля, приступил к экспроприации гардин.
Кое-как скомкав их в солдатский вещевой мешок, он намылился к выходу,
но в аккурат нарвался на революционно настроенных матросов, которые с
криком "Которые тут временные!" прошили его в двух местах из маузеров,
после чего, запихивая их в полированные футляры и нарочито гомоня,
двинулись дальше по коридору. Шерстюк же из последних сил дополз до
своей истопницкой каморки, не покинув, впрочем, солдатского мешка. Там
слабеющей рукой он достал поломанное перо и, брызгая чернилами и
прорывая бумагу, нацарапал на листке племяннику Федоту:
другой родни у меня нету, а которые имеются то те смердячие гады коих
ненавижу и ничего им не достанется.
гардинами у каких кисти и цацки. Их расшить надобно. Не продавай, а
береги.
молебен за упокой грешной души...
царского стола, нашел и остывшего родственника с пером в руке, и
письмо с мешком.
помолился и прибрал дядино имущество. Письмо он, устав и не дочитав до
конца, бросил на произвол судьбы, мешок же с гардинами легкомысленно
сменял у чужой тетки на перламутровую хриплую гармонь.
лаптях, который, не найдя в нем интересу, швырнул с размаху мешок в
реку и стал глядеть, как тот, окунаясь, плывет, пока мешок не скрылся
с глаз.
неизвестными лицами, и след его простыл в городских трущобах.
Борисович Хобот сидел в неудобном, но очень ценном сафьяновом кресле с
высокой прямой спинкой и, держа свежие после мытья ноги поверх
вельветовых тапочек, любовался новыми плюшевыми гардинами с тяжелыми
золотыми кистями и цацками. Новыми гардины стали в его квартире, где
все было старинным, а вообще-то они были явно тоже старинного
происхождения из какого-нибудь дворца, отчего их пришлось подвернуть,
беря в расчет не шибко высокие потолки.
хорошо, почти даром их заполучил. Пальцы его ног шевелились, подсыхая,
и, как бы делясь впечатленьями, обращали друг к другу подстриженные
ногти.
разнообразия и богатства хоботовской коллекции. Картины в рамах
вытянулись перед ними, как перед эполетами генерала, и все вместе,
стройным каре, приветствовали Хобота. Бил барабан, трубили трубы, и
розовые пальцы ног Льва Борисовича восторженно подпрыгивали вместе с
ударами сердца.
захлебнувшись, замерла, строй принял "вольно" и рассыпался, а сам
бедный Лев Борисович Хобот мгновенно окоченел, как и всякий на его
месте, потому что одна из гардин бесшумно отъехала в стороны, и на
фоне окна объявился не внушающий доверия субъект. Возникшая немая
сцена открывала его во всех подробностях: росту среднего, сложения
крепкого, куда крепче Хобота, с рыжим пятнистым взором из-под косого
полубокса. Одет вразнобой, и что уж совсем несуразно и жутко - в
разной обуви: на одной ноге кривой, в рыбьем жиру, флотский ботинок с
заклепкой, на другой - мальчиковый сандаль на ранту, с ремешком и
золотой пряжечкой.
радостное и обнадеживающее, сама душа его обратилась и потянулась к
субъекту. Он сглотнул сухой ком и кивнул, ища слов, но вслед за тем,
как в замедленном кино, увидал волосатую руку незнакомца, выползающую
из-за спины, за которой следом из-под кургузого пиджачка и брючного
ремешка потянулось длинное черное, оказавшееся скоро прямым резиновым
шлангом. Шланг, кружась, взвился над лысиной Хобота и ринулся
навстречу его взгляду. А позади сияли и разбрызгивали искры
дружелюбные рыжие глаза.
Борисовича и вспыхнуло в ней, испепеляя сознание бедного антиквара.
лицом, нетерпеливо сучил ногами, гретыми под ворсистым пальто, и все
время толкал в толстую шею шофера милицейского газика Реброва:
Ребров, и так изо всех сил старался и жал на педаль.
ворчал он, проскакивая на желтый свет и по-бабьи взвизгивая сиреной.
мороженщицы протягивали вслед эскимо в желтой глазури поверх голов
толпящихся граждан. Под лавкой, обильно слюня милицейские сапоги,
злобно хрюкал знаменитый сыскной пес Агдам.
занесло и развернуло к парадному подъезду. Дверца пружинно отворилась
и из нее, пинком выпихнув Агдама, вылетел инспектор Каверзнев. Он
устремился поскорее к месту преступления, на ходу доставая похожую на
рыбий глаз складную линзу.
посреди разваленного кресла. По стенам висели пустые золоченые рамы,
сияли неприкрытые грязные окна, освещая пыльными столбами света
картину разгрома и запустения. Из углов топорщились взломанные
сундучки, распотрошенные укладки, сокрушались, разводя дверцами,
опустевшие шкапы.
ринулся на поиски следов. Не прошло и пяти минут, как таковых
разыскалось три: на подоконнике, на кухне и в ванной у раковины.
Представлялось очевидным, что все трое одной компании с мальчиковым
сандалем.
Самойлова Елена
Акунин Борис
Орловский Гай Юлий
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Березин Федор