фотографический аппарат, Чижик же деловито защелкал поршневым пером.
защемил поданного Хобота дверцей за голову и прочно удерживал. А
Котовский при помощи своей трости взялся производить над ним действие,
напоминающее выбивание персидского ковра перед сдачей в ломбард.
отчасти мешало съемке.
представительницы "Спецрезерва", одетые с особенным вкусом и шиком.
глядели во все глаза и даже разиня рты.
выпущен на мостовую и оставлен в покое.
подавленного Хобота в окружении нескольких сердобольных зрительниц,
которые напоили пострадавшего водой и увели под локти восвояси.
жестов, он пытался помочь себе понять смысл и взаимосвязь последних
событий. Лепа чувствовал, что какого-то совсем махонького шажочка не
хватает ему сделать, чтобы увязать в одну цепь полицейского Хобота и
разбойника Котовского. Тогда и Шерстюк с Терентием заняли бы свои
места. Но что-то мешало Леопольду сделать этот шажок, оставляя его в
прежнем недоумении. Послышался шум автомобильного мотора, и вскоре
Ребров затормозил у тротуара с Каверзневым.
сказал следующую неожиданную вещь:
кланяться велел! - и скрылся за стеклом, оставив Леопольда стоять на
тротуаре и разевать бесполезно рот.
публика могла видеть в газетах снимки, на которых фигурировала
Хоботовская задница и защемленный дверцей затылок. Котовский везде
выглядел строгим отцом, преподающим урок нерадивому сыну. Фотографии
сопровождались ядовитыми текстами Чижа, припоминавшими Хоботу и
бомбистов и прекрасных дам...
направлении, с неизвестными намерениями и как будто даже переменив
фамилию и внешность.
работе.
пистолетах и дерясь врукопашную, Лепа то и дело натурально нарывался
на социалистов-бомбистов и народных экспроприаторов вроде Котовского,
только меньшего масштаба. Это выбивало его из колеи. У Леопольда
опускались руки, перекашивались патроны, отказывали бомбы. Помня ход
Всеобщей истории, Леопольд соображал, что не так уж много времени ему
осталось на путешествия с приключениями, а банановые острова и морские
просторы продолжали пленять его развитое воображение.
собой как живое, ощущал в ладонях пеньковый канат, слышал шум прибоя,
нюхал морской воздух, залетевший откуда-то издалека в его форточку...
Реализм же действительной жизни выставлял перед Леопольдом иные
картины и примеры.
после, когда-нибудь, как-нибудь, за все расплатиться и получить еще
прибыль...
товаром, взамен романтики предлагалась политическая экономия. Эта
напасть уже катила широким фронтом, увлекая даже самые стойкие умы.
плачущую.
происшествия, а вообще, вдруг, обо всей пропащей жизни и о том, что
ничего уже не поправить... Былая красота, трезвая жизнь - все ушло
безвозвратно.
"обидчик", с чего и пошло все у нее наперекос. И если б увидал тот
обидчик, как горько плачет баба, как она грязна и жалка, то или у него
сердце бы в груди разорвалось, или бы он все ей отдал, всю даже свою
жизнь. Но не встретит бабу обидчик, потому что занят он войной или
выгодной торговлей, а может, даже и прямо "Народным делом".
незнакомке, а вспомнил лишь вечером, когда улегся под одеяло и надул
паруса своей мечты.
спросил ее имени и адреса. Леопольд собирался, вернувшись из
путешествия по странам и континентам в родной город, поразить девушку
тем, что отыщет ее (ведь сыщик же он) и наполнит ее скромное жилище
экзотическими трофеями в виде леопардовых шкур, слоновых бивней и
африканских масок.
сувениры, - разрушительном течении времени, неумолимо прущем вперед и
вперед.
непреодолимо потянуло на юг, к морю. Захотелось повидать Терентия и
еще порасспросить, послушать его, передать поклон от Котовского.
скопилась изрядная сумма, так как за делами Леопольд не замечал
соблазнов, хлеб же стоил дешево...
запугана была уголовщина во всем городе) еще удерживали Лепу на месте,
не то он сорвался бы тут же, сей же миг. В ущерб югу Леопольд
Каверзнев был профессионалом.
ребра чертей.
отбить кулаков и не оборвать звонка. Граф встречал его всклокоченным
видом, блуждающим взглядом и ссылками на внезапную сонливость. В то же
время из прихожей, подобно тени, выскальзывало создание в вуальке или
изящная представительница "спецрезерва".
Беломоро-Балтийской .
смущаясь присутствием инспектора. Голос у нее звенел, пахло скандалом:
Котовского!
помня, что лучшая оборона - нападение, - я даже не берусь с ним
равняться. Он, того гляди, в народные герои выйдет. А я что? Обо мне
песен не сложат, - граф загрустил, притулился к дверному косяку, -
таких как я, сударыня, вы, с вашей-то ножкой, нанизывать можете
десятками, ровно карасей на кукан...
кипятиться княгиня.
возражал граф, - или, коли вам угодно настаивать на втором пункте, что
то есть я пошляк, - тогда не соглашаюсь на циника. Поскольку и честно
и прямо заявляю, что хочу вас... осязать, то, пожалуй, я циник, но
остаюсь благороден. А вот ежели стану врать про чувства, читать стишки
о розах, или того хуже - идеями спекулировать в вашу пользу, вот тут я
стану точно - пошляком и вдобавок выйду подлец! Выбирайте, что лучше!
больше любите, - меня или благоверную свою!
вскричал он, падая на одно колено и широко отводя руку. На это княгиня
только плюнула на пол и ушла, презрительно дергая турнюром и гремя
юбками, мимо Лепы, исполнявшего роль пустого места или каменного
изваяния.
... дымкой.
блеском били по глазам витые сосульки. Воздух прозрачный и чистый, как