Чтение 23–й страницы книги ~Обреченный на любовь~

Крылов объявится, и переключился.

Вызывал его Мищенко. Поздоровались.

- Только быстро, - нетерпеливо сказал Калинов. - У меня негусто со
временем.

- Хорошо. - Мищенко кивнул. - Официальный протокол не подписан, но
основные данные уже известны... В общем, это была не авария. Все выглядит
таким образом, будто генератор довели до взрыва, снимая одну за другой
ступени безопасности и загоняя параметры в критические области.

- Как это? - вскинулся Калинов. - Что же, Бойль сам себя взорвал? -
Он саркастически рассмеялся. - Открыл новый способ самоубийства? Подороже
да поярче! Под громовые фанфары!

Мищенко и бровью не повел.

- Совсем наоборот. Бойль делал все возможное, чтобы воспрепятствовать
катастрофическому развитию событий. Все его действия признаны единственно
правильными, так что кое-кому пришлось бы раскошеливаться на страховую
сумму.

- Но кто же его тогда взорвал?

Мищенко неопределенно пожал плечами.

- Хороший оборот! - сказал Калинов. - Когда же я смогу получить
протокол?

- Боюсь, что правдивый - никогда! - Мищенко без улыбки смотрел в лицо
Калинову. - Видишь ли, все выглядит таким образом, будто во время полета
кто-то вмешался в работу автоматики, перейдя на ручной режим управления.

- Кто же? Бойль?

- Нет. Бойль вмешался несколько позже, когда понял, чем ему грозит
развитие событий. Но сигналы его пульта управления блокировались более
мощными сигналами с параллельного пульта.

- И кто же сидел за вторым пультом?

Мищенко сложил губы куриной гузкой:

- Видишь ли, дело в том, что на грузовиках вообще нет второго пульта.
Есть один-единственный... Вот и получилась мешанина: автоматика, Бойль и
несуществующий параллельный пульт...

Калинов, казалось, потерял всякий интерес к тому, что говорит
Мищенко. Он пусто и равнодушно смотрел сквозь собеседника.

- Способен мне хоть кто-нибудь ответить, какова все-таки причина
катастрофы? - спросил он наконец.

Мищенко пожал плечами:

- Можешь считать причиной фантастическую флуктуацию. Просто электроны
вдруг взяли да и двинулись по таким путям, что кораблю ничего не
оставалось, как взорваться.

- Издеваешься? - с горечью протянул Калинов.

- Или считай причиной козни дьявола, - продолжал Мищенко. - Теперь
тебе понятно, почему ты не получишь от комиссии правдивого протокола? Его
никто не подпишет, никому не хочется выглядеть героем анекдота. К счастью,
парень был одиноким, так что заинтересованных в страховке нет.

- Как же ты будешь подписывать протокол? Используешь право на votum
separatum? [особое мнение (лат.)]

- А я его вообще не буду подписывать... В конце концов, эта авария -
внутреннее дело Космической комиссии. Но я тебе еще не все рассказал...
Перед самым взрывом, когда уже завыла сирена, Бойль что-то крикнул.
Полностью звук сирены вычистить из записи не удалось... Кстати, это была
единственная ошибка парня - то, что он не выключил сирену... Так вот,
произнесенное Бойлем слово очень похоже на "флаттер". И еще. Перед этим
выкриком у него на лице возникло такое выражение, словно он что-то увидел.
Он повернул голову направо, глаза его округлились, челюсть отвисла, он
крикнул это самое "флаттер", и тут же генератор взорвался.

- Что же он увидел?

- А ничего! В записи хорошо видно место, куда он смотрел. Там ничего
не было, абсолютно ничего. Возможно, он со страху свихнулся. - Мищенко
неприятно осклабился. - Или его действительно посетил перед смертью
дьявол.

Ситуация требовала осмысления, и потому Калинов заказал себе кофе и
заблокировал тейлор, переведя его в режим секретаря. Прихлебывая горячий
напиток, он размышлял.

Теперь это дело и ему перестало нравиться. Он вспомнил свои вчерашние
мысли о заоблачной пассии Зяблика и невесело усмехнулся. Хороша пассия -
грузовик взорвали! С такой пассией надо бы познакомиться поближе. И чем
быстрее, тем лучше...

Но если Формен прав насчет дней рождения - а похоже, он действительно
прав, - то сейчас главной фигурой становится Крылов; теперь на очереди он.
У него и вправду день рождения в ближайшую субботу - это Калинов помнил
еще со времен своей второй юности... Вот и Зяблику уже тридцать три...
Впрочем, надо еще очень постараться, чтобы сие событие состоялось.

Кажется, наркомафией здесь все-таки не пахнет. Хотя О'Коннор пусть
пороется, это его хлебушек... Но что же тогда? Маньяк, убивающий
космонавтов накануне дня их рождения?.. Почти невероятно! И почему лишь из
этой компании?

Его вдруг осенила новая мысль. Черт возьми, подумал он. А может,
виновник всего - кто-то из оставшейся пары, Формен или Зяблик? Сводят
втихаря со своими приятелями какие-то счеты... Но ни того, ни другого до
последнего времени на Земле не было.

Он вспомнил, как боялся чего-то в "Короне" детина Формен.

Кого он мог бояться, неужели Зяблика?.. Чушь! Нет, с Форменом надо
обязательно встретиться.

Калинов взглянул на часы: в Америке сейчас была ночь. Придется ждать
до утра, Формен скорее всего дрыхнет без задних ног в пьяном угаре. Ладно,
немножко подождем, есть в настоящий момент и другие важные дела.

Он разблокировал тейлор и вызвал Милбери.

- Обращение к прокурору готово?

- Заканчиваю.

- Сразу ко мне.

Через несколько минут Милбери принес обращение. Калинов прочел текст
на официальном бланке и подписал его.

- Можешь быть свободен, я сам отправлю.

Милбери повернулся, и в этот момент Калинову явилась еще одна
любопытная мысль.

- Стой!.. Займись-ка вот чем. - Он передал Милбери список экипажа
станции "Нахтигаль". - Обратись в Медицинскую службу Космической комиссии.
Надо проверить все данные периодических осмотров всех этих красавцев за
все время их работы. Трое из них окажутся трупами, но ты не удивляйся.
Пристальное внимание любым отклонениям от нормы, особенно, если они
связаны с... - Калинов покрутил пальцем около виска. - Что-либо
раскопаешь, сразу мне на стол! Да, не забудь проверить их руководителя,
Рафаэля Мартинеса из Барселоны!

Милбери удалился.

Калинов вложил текст обращения к прокурору в тейлор и, сверившись со
справочником, набрал серию спецкодов. Подумав несколько мгновений, добавил
индекс сверхсрочности и дал команду на передачу.

Теперь надо было ждать, пока провернутся бюрократические шестеренки
прокурорской службы. В этом плане он был уже над ситуацией не властен и
решил до визита к Формену побороться с голодной смертью.

Обедать в кабинете не хотелось. Идти в местный буфет - тем более. Там
вечный гам и давно надоевшие плоские шутки сотрудников Социологической
комиссии. Захотелось отправиться в ресторан, поесть неторопливо, со
вкусом. А заодно еще раз обдумать ситуацию.

На Московском, в десяти минутах ходьбы, был хороший ресторан. Калинов
предупредил Милбери, надел на левую руку вибрас и переключил тейлор в
режим секретаря.

На улице сегодня было жарко. Метеорологическая комиссия,
руководствуясь ей одной известными глобальными соображениями, в этом году
долго не давала петербургской осени по-настоящему вступить в свои права.
Калинов шагал, с вожделением обозревая симпатичные фигурки женщин. Мысли
его перекинулись к Алле и Зяблику.

Странное дело, подумал он, что-то непонятное угрожает моему старому
приятелю, а я даже и не дергаюсь. Отношусь к этому как к обычной рутине.
Похоже, на меня вновь легли цепи бюрократа. Закончу дело, и в отпуск -
стряхнуть с себя унылый прах государственной машины... Да, как ни крути, а
чиновник, сколь бы прекрасным человеком он ни был, со временем костенеет
душой, запутываясь в веригах административных структур...

Он саркастически усмехнулся, по достоинству оценив псевдопоэтическую
окраску последней мысли.

Спину кольнул чей-то взгляд. Калинов расслабился, замедлил шаг. Сел
на скамейку в скверике у Московских ворот, снял ботинок и, вытряхивая
воображаемый песок, огляделся. Все было спокойно. Но на всякий случай он
покрутил пуговицу на рубашке, зафиксировав всех, кто шел следом, и
отправился дальше.

В ресторане он уселся за свободный столик, сделал официанту заказ.
Когда принесли холодное мясо, торопливо взял вилку и нож: есть хотелось
уже невыносимо. И тут к нему подошел лощеный метрдотель.

- Простите, сударь. Вы не будете против, если я посажу за ваш столик
даму? - Он лихо подмигнул Калинову. - Дама очень симпатичная!

Калинов слегка поморщился - кажется, подумать не удастся, - но,
скрепив сердце, согласно кивнул: женщины не должны ждать.

Дама в самом деле оказалась симпатичной, брюнетка лет двадцати пяти
со свисающей на глаза челкой. На ней было сильно открытое по летней моде
платье из кумача, подчеркивающее форму и цвет прически, в руках черная
сумочка. Метрдотель усадил даму напротив Калинова. Она положила сумочку на
свободный стул, сделала заказ. Голосок оказался неожиданно звонким, почти