следовало ее помыть.
дыхание. У входа, степенно сложив лапки на груди, столбушком стояла белка.
беспокойся - без тебя далеко не уйдем. До свидания. Мы."
начиналось сызнова, на худшем витке, и в перспективе был только проигрыш.
Чистая, без своего вранья и без напряженного ожидания чужой подлости жизнь
заповедного зверя проблеснула и пропала, заслоненная клочком бумаги.
в зеркальце, висящее над пультом, и почувствовал дикое отвращение к
заснеженной бородище, нечесаным патлам, морщинам, посекшим коричневую кожу
вокруг глаз.
огромным, от него веяло безысходностью, а далеко за ним парили, будто
отделившись от земли, сверкающие льдом и чистотой горы - острыми
светозарными клыками они впивались в синее небо. Коль двинулся по краю
топи, пытаясь обогнуть ее и выйти на прямой путь к горам - но топь не
иссякала, теснила, отжимала назад, а горы неподвижно и недоступно висели в
искрящейся дали. Коль шел, время от времени срываясь в тину, рыча от
бессилия, километр убегал за километром, и наконец он рухнул на влажный
мох, среди выпирающих змей-корней.
возле огорода, где Коль всегда колол дрова, валялись свежие щепки. "Ты
глянь только", - сказал Коль удивленно. А навстречу ему уже взметнулся
Макбет с кровоточащей царапиной на щеке.
своей застенчивой улыбкой.
голый по пояс, с блестящей от пота спиной и слипшимися в клочья жесткими
волосами, яростно топил печь. Когда он, здороваясь, повернулся на миг,
Коль увидел красное лицо с прижженными ресницами и сверкающий веселой
злобой оскал молодого черта. Даума, рыдая, кромсала лук. Она попыталась
улыбнуться Колю, но из глаз катились слезы. Вытерла щеки тыльной стороной
ладони и, закидывая голову назад, опять принялась за дело. В уголку,
примостившись на корточках, Сима сосредоточенно чистила картофелину,
медленно, но верно ополовинивая ее; можно было надеяться, что минут через
десять она бросит нечто вроде беленькой вишни в ведерко, где уже купались
четыре предшествовавшие жертвы ее прилежания. Как красиво она сидела на
корточках... Сердце вновь задергалось, швыряя, как уголь в топку, в голову
кровь, а Сима виновато улыбнулась навстречу Колю и развела руками -
картошка со спирально завивающейся полосой шелухи в одной, штык Коля в
другой.
мы уже беспокоиться начали!
остервенением орудуя кочергой. - Ты и начала, да еще Мака заразила! Это ты
у нас такая трепетная. А нам просто захотелось смонтировать обед к твоему
приходу, дед. Ты ведь больше нашего устал.
замечательные, почти взрослые дети. И они, конечно, услышали эту мысль,
потому что все, как по команде, улыбнулись, а Цию сказал басом:
старательно вспоминая, как шел по краю топи, приблизился к Симе.
выпрямилась на затекших ногах. - Только не получается.
иронией, сразу показавшейся даже ему самому чрезмерной и грубой, спросил
Коль.
старательно подделываясь под его говор, сказала она.
медок... Только ножик, красавица, повесь, где взяла. Он на дичь покрупнее
картохи.
этот раз он пользовался значительно большим спросом. Под конец обеда все
слегка захмелели, поминутно раздавался смех, говорили одновременно. Сима
предложила Колю написать его портрет - оказалось, она одаренный художник -
в обнимку с горностаем или еще с кем-нибудь. Коль сказал, что приведет
медведя, все захлопали и задрыгали ногами. Потом Даума принялась
изображать доисторическую сварливую жену, ворча: "Тебе уже хватит... Всю
валюту пропил..." Стоило Цию начать что-нибудь рассказывать, она, смеясь,
прикрывала ему рот ладошкой: "Чепуху ты порешь, мой единственный, это было
не так, а этак..." Коль хохотал здоровым смехом. Он забыл, что ему сто
лет.
целоваться. По печальному носу Макбета, нависшему над столом, ходили
смутные отсветы багрово дышащих углей. "Ой, а давайте танцевать!" - вдруг
вскочила Даума, и Макбет сейчас же встал и как-то деревянно подошел к
Симе, и она послушно поднялась ему навстречу, но даже во мраке было
заметно, что он обнял ее робко, а она его - спокойно. Вдруг опять
почувствовав себя животно голым - будто он благородно пришел с
демонстрацией на Красную площадь крикнуть: "Свобода и безопасность!", и
прямо на брусчатке его пробрал необоримый понос - Коль сбежал на крыльцо.
Это было сродни бегству от хищного гейзера: "Никакая высота не спасет!" -
так и теперь все клеточки тела вопили: никакой угол не спасет! "Дед, а
ты?.." - крикнула Даума, но дверь уже захлопнулась.
Воздух был прохладным и свежим, и Коль жадно хлебал ночной таежный дух. Из
скита неслись слегка усталые вскрики и топот. Плясали, видимо. Стало
завидно и одиноко. Коль сунул голову в душную тьму и громко сказал: "Эй,
шпана! Кончай бузить, отбой!" - "Да, уже..." - хлюпающим от смеха голосом
отозвался кто-то - Коль даже не понял, кто. Из темноты на него задышали -
Коль отшатнулся; отдуваясь, вышел Цию.
нас, пожалуйста. Хорошо?
почувствовали...
ты ведь озеро обещал показать. Может, прямо сейчас? Светло ведь. Я такой
ночи никогда в жизни не видела.
молодая по жилкам бегает, а мне, старику, на покой пора, погреть кости.
погулять. поговорить...
десять. за пределы слышимости, обернулся. На крыльце стояли и дышали все
четверо.