ритуальных поступков, произносить потоки неискренних, просто требуемых
ситуацией слов. Правильных - в том смысле, что полагающихся по правилам.
Тех, которые в той или иной коллизии ожидаются окружающими. В общем-то,
зачастую, ни тебе, ни им они не нужны. Но они положены. Отсюда внутри, в
душе возникала масса напряжений, и они опять-таки искали выхода в более
или менее потайном скотстве. Комплексы... мании... неспровоцированная
агрессивность... и просто постоянная психологическая усталость типа: ох,
как надоело все! Раньше или позже эта система должна была исчерпать себя.
Коммунисты попытались в свое время сконструировать несколько иной идеал
человека, и вдобавок заменить уже не очень срабатывавшие к двадцатому веку
страх ада и стремление в рай вполне реальными стимулами. Но, оказалось,
чтобы вписаться в их идеал, реальному человеку приходится притворяться еще
сильнее, совершать еще больше немилых сердцу и даже просто-таки
противоестественных поступков, произносить еще больше не идущих от сердца
слов. Поэтому там напряжения нарастали еще интенсивнее. До поры до времени
они подавлялись более мощной, чем в религиях, прижизненной стимуляцией. Но
когда рай партийной кормушки и ад лагеря и расстрела подтаяли, у них все
расползлось на порядок резче. Ты, впрочем, это видел своими глазами.
сильнее не любишь. Чем больше изображаешь творчество, не творя - тем
сильнее боишься творчества и творцов. Чем меньше неискренних слов и
нежелаемых поступков тебе приходится говорить и делать вследствие общения
с неким человеком, тем симпатичнее тебе этот человек. Ну, при прочих
равных, естественно... И вот... Кощунственно говорить такое, человечество
висело на волоске, но... эпидемия и неожиданные ее последствия нас спасли.
Мы не то, чтобы лучше вас. Мы просто принимаем друг друга такими, какие мы
есть. Поведенчески мы равны своему нутру. Нас ситуация заставила, не
спорю, заслуги тут нашей нет. Очень хорошо, что телепатами становились от
рождения и уже иного строя отношений с ближними и дальними просто не было
дано. Но мы лишены необходимости говорить и делать неправду. Нам никогда
не приходится, единственно ради того, чтобы не прослыть хамами и
бездушными эгоистами, говорить и делать то, чего не хочется.
Естественность поведения не рвет социальных связей, понимаешь? Наоборот,
искусственность рвет!
могут слиться полностью, это абсурд, но компромиссы гораздо надежнее
искать между реальными индивидуальностями, а не между их ритуальными
масками, которые - обе! - постоянно, и друг с другом, и при
третьих-четвертых, притворяются лучше, чем то, что под ними. А все
остальное - что тебя так пугало, и ты кричал: я самый плохой! - оно только
из-за этого. Не возникают напряжения, раздражительность, усталость от
притворства, подозрительность от того, что почти наверняка любой, и тем
более близкий, человек хуже, чем кажется, боязнь ловушки и подвоха... Вот
и все.
гораздо легче, даже при... глухоте.
больше не будет. Клянусь тебе.
ловушках, но не хочет или не может говорить. И умный мальчик, конечно,
должен был услышать эту его мысль и мог бы ответить, если бы пожелал. Но
не ответил. И Коль не стал спрашивать вслух, чтобы не ставить мальчика в
неловкое положение - если уж не хочет, то насиловать не надо; и мальчик,
конечно, и это услышал, и опять ничего не сказал, только посмотрел
преданно и ободряюще, и Коль безо всякой телепатии почувствовал, что Мак
ему очень благодарен за молчание.
приложил ко лбу Коля - плоское, прохладное, шероховатое. - Завтра будешь
бегать...
бессильными узловатыми пальцами - опираться на Мака не захотел, хоть тот и
держался рядом на всякий случай - подошел к выходу. С усилием растворил
забухшую от сырости дверь. Снаружи потек чистый, морозный воздух, и теперь
Коль почувствовал, какой жуткий дух стоит в скиту. Бедный мальчик, подумал
Коль, как он тут дышал со мной... Поспешно шагнул на крыльцо.
желтого света сквозь кроны. Макбет поспешно набросил на Коля доху - тот
досадливо поморщился.
застенчивое лицо.
сам любил снег. Почему я так сказал, подумал он. Почему неправду сказал,
ведь даже не хотел, само вылетело?.. Он задрал лицо к пронзительно синему
небу.
как-то по-девичьи, швырнул снежок в одну из сосен. Промазал, попал в лапу
- с нее беззвучно хлынула белоснежная лавина и, разваливаясь в стоячем
студеном воздухе, глухо ахнула оземь. Освобожденная лапа вздернулась вверх
и затрепетала, отряхивая остатки снега с густых игл.
Постоял, выравнивая дыхание, затем медленно нагнулся, зачерпнул горсть
снега. Стал катать по ладоням - ладони быстро стыли, как у настоящего
старика. Крови-то совсем не осталось... Пользуясь тем, что Макбет не
видит, тщательно прицелился, бросил в ту же сосну. Попал Маку в затылок.
Тот резко обернулся, изумленно засмеявшись; заломил руку, выковыривая снег
из-за шиворота.
подошел к своему скорди. Скорди был маленький, яркий, точеный.
оборачиваясь. Гладил и ласкал машину, как любимую лошадь. - Ориуэла - это
в Испании. Там еще купаются...
подарки. Раньше... подарил, скажем, машину - ого! Теперь ценно лишь то,
что сам сделал. Книга, открытие... Картина...
обедать пора.
бродить - броди. Лыжи есть, в сарае стоят. Рук на себя накладывать я не
намерен - понимаю, как тебе было бы обидно: первый пациент взял да и
зарезался. И я вокруг скита поброжу...
нож. Трость была готова через десять минут - суковатая, пахнущая снегом и
смолой - любому лесовику впору.
интересно.
я совершенно не беспокоюсь, что он заблудится. Автоматически вылетающая
фраза заботы без эмоционального наполнения. Чувствует боль?
под нос. Потом голос его стал удаляться. Пропал.
Кажется, не заплесневел.
спасибо. Сверху натянул доху. Вышел на крыльцо. С силой припадая на
трость, увязая в снегу, подошел к своему скорди. Натужно сдвинул горб
снега с колпака. Чуть задыхаясь, проговорил:
желаем на многие лета.
Ларссон Стиг
Ибсен Генрик
Шилова Юлия
Доценко Виктор
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим