интернационал болотный, мать честная! Жертв-то не было, когда падали?
Справитесь?
надеждой поглядывая на остальных.
метре аршин или в аршине метров.
жизни Коля опять била дрожь человеческого страха, предощущения
человеческого стыда. Маршал сказал - метров семь, дальше цепляют только
гении, а эти на гениев не очень-то похожи!.. Подальше!
всклокоченную бороду и на замшелый скит, слушали во все уши древнюю лесную
речь, а из сознания Коля до них долетали легкими дуновениями спокойные
озера, бурные речки, полные рыбы, оленята, катающиеся с Колем по жухлой
осенней траве...
закатанных до колен штанах вел и безо всякой телепатии чувствовал на своей
спине изумленно-радостные взгляды ребятишек.
- царствие ей небесное - когда-то его спасла.
вода бурлила. - Здесь бы надо порисовать...
пойдем, во-он туды. Не заледенейте, водица тут студеная...
удалился, перевалив через береговой холм, на котором, обнажив длинные
стоячие жилы корней, кренились над потоком тяжелые золотые сосны.
просохшая грязь.
подхватите!
копченая лососина. Потом, вспомнив, бросился к скорди, вскрыл пульт и
вытащил интераптор. Теперь не взлетит, хоть тресни. Закатил блок под
крыльцо, вернулся в скит.
погреба баночку маринованных огурцов. И тут множественно заскрипели
ступени крыльца, и в дверь вежливо постучали.
буквально ворвались гости в мокрых насквозь, но чистых одежках,
красноносые и продрогшие до костей. - Эка вас разобрало! Ну, давайте к
печурке, она теплая...
трясясь, прильнули. Коль, посмеиваясь, созерцал. Теперь можно было, слава
богу, разобрать, кто парень, кто девка. Невысокая, коренастая, с черными
жесткими волосами - Даума. Монголка, наверное. Тоненькая, гибкая, длинные
волосы мокрыми веревками приклеились к спине и узким плечам - Сима.
Высокий, тощий, носатый, губастый - Макбет. Цию похож на Дауму - тоже
крепко сшит, скуласт, только повыше, почти с Макбета.
угол: авось пси-слышимость похуже. - Мой скорди навряд полетит. Автомат с
продуктами придет только через неделю. Так что...
Макбет просипел сквозь дрожь.
оленями нас научишь играть?
приезжайте, ну, осенью в конце... Нонче медведь в лесу, кабарга, изюбр...
белки, птахи всякие...
умеряли алое сияние носы. Но ребята еще припластывались к печке, по
которой, темня побелку, сползали водяные потеки.
дурееешь! Ну, что по капельке, одно только продукт переводить, ты,
красавица, стаканчик-то доверху налей и одним глоточком - хлоп! Во, вот на
Цию свово погляди! А вот огурчик, из нефти вы огурчика такого хоть лопните
не сделаете, не даст ни нефть, ни вакуум такого букету... Ах, сладко! Ишь,
горностайчик прилез, вкусно запахло ему... ай ты, лапочка, ай, друг
любезный, ну, уважил! Ты, Мак, дай ему кусочек, не кусит с пальцем! Что?
Как приручил? Да никак не приручал, зверушки меня все сызмальства знают.
По душам поговорить и им охота, а кто ж их лучше меня поймет? Волк глухаря
не поймет, лисонька зайчат не поймет тож... Зайчата обратно ко мне
побалакать идут. Что ж ты, Серафима-красавица, картоху-то в дальний угол
удвигаешь? День-деньской по лесу плутала, да с двух картошек ладошкой по
горлушку пилишь? Фигуру, я чай, бережешь? Вот и зря, кому задохлина-то
нужна? Цию, тебе нужна? А тебе, Мак? Чего краснеешь? Подлить медку?
ночи и удалился, оставив их самих разбираться со спальными местами. В
скиту была одна комната, и в ней был один диван. Вошел в сарай, решив было
улечься на сиденье скорди, но, покачав головой, вышел и, постелив старую
доху прямо на землю, под сосенкой, бухнулся на нее. Не хотелось спать,
хотелось смеяться - словно в то, первое утро. Оказалось, он очень
соскучился по людям. Неужели по сю пору не раскусили? Вот тебе и
телепатия! Он открыл глаза; приподнявшись на локте, посмотрел на скит - в
окошке еще теплился свет, промелькнула чья-то тень, взмахнула чья-то рука.
Но не доносилось ни звука. Теперь они беседовали по-своему. Нечего
скрывать. Счастливые... Он не заметил, как заснул.
деревья, как кошмары, темнели в пелене. Привычная тишина казалась странной
настолько, что звенело в ушах. Коль вскочил; упруго пробежался,
согреваясь, вокруг безмолвного скита. Там еще спали. Туман медленными
струями оглаживал отсыревшие серые бревна - казалось, скит плывет. Коль на
цыпочках подошел к двери, осторожно заглянул. Ровное, сонное дыхание
внутри только подчеркивало тишину. Даума и Цию умостились рядышком на
тесном для двоих диване; но теснота им не мешала. Они едва заметно
улыбались - лицо в лицо. Макбет скрючился на голом полу - в углу, в том
самом, дальнем. Коль отметил, как совсем по-детски приоткрыты его губы, а
взгляд уже потек влево и сердце, будто все зная заранее и тщась зачем-то
предупредить о неизбежном, торкнулось сначала в живот, потом в горло и
пошло бешеными ударами пинать кадык. Возле печки, на Колевой дохе, обняв
единственную в доме подушку, спала Сима.
и спину, обтянутую майкой - из-под майки, из золотистой пены водопада
беззащитно выпирали лопатки. Юбчонка, охлестнутая по осиной талии широким
красным поясом, вся скаталась где-то на животе. Длинные ноги, уже не
девчачьи, а девичьи, были чуть раздвинуты - они и не подозревали,
доверчивые бедняжки, что вдруг докрасна раскалившийся взгляд старого
монстра сейчас грубо навалился на них сзади и тщится раздвинуть шире. Коль
поспешно захлопнул дверь, глотнул холодного тумана - сердце не сходило с
форсажа. Опять? Все сначала?! Он рванулся вон. Долетел до озера, содрал
одежду и остервенело швырнул себя в прохладную тихую воду; оттолкнул ее,
как смертельного врага, еще, еще, еще, перед ним вздыбился кипящий бурун.
узду, соблюдать приличия. Не нарушать. Не преступать. Врать. Притворяться
столетним дедом. Только чтоб они не уходили. Она не уходила. Но думать-то,
чувствовать-то я могу только как я! И с этим ничего не сделаешь!
покорной воды, которую он насиловал, растворялось в серой бездне и
казалось бесконечным.
там, где полагалось. доха висела на своем чуть погнутом гвозде у двери.
Коль окостенел на пороге. Неужто ушли? Он почувствовал странное, мертвое
облегчение. Ушли. Шагнул назад, постоял на крылечке, держась одной рукой
за косяк - туман рассеивался, розовел, деревья плыли в нем, как корабли. В
лесу только птахи гомонили.
Ушли.
оглушительно - каждым шагом Коль будто сам пилил себе череп.
подставляясь его взгляду.