Чтение 45–й страницы книги ~Гравилет "Цесаревич"~

- Представьте - внук... Пару лет назад мы, в полном отчаянии, дошли
до такой низости, как тайная засылка на виллу наших людей под видом
электромонтеров, менявших в усадьбе проводку.

- Ничего?

- Ничего. Усадьба как усадьба. Ветшает.

- Подземный бункер?

- Никаких следов. Это не значит, конечно, что его там нет. Значит
лишь, что не нашли никаких его следов. У агентов было очень мало
времени... Но порой мне кажется, что я, много лет занимающийся этой
проблемой, просто маньяк. Параноик.

- Я не могу нынче же рассеять эти ваши сомнения, барон, но, повторяю,
материал, который нами собран, ваши давние опасения скорее подтверждает,
нежели опровергает.

- Благодарю. Так вот... Я шел на встречу с вами с одним предложением,
теперь у меня их два. Начну с первого. Как я понимаю, у вас есть
необходимый предлог, чтобы проникнуть в Альвиц?

- Не лучший, но за неимением гербовой пишут на простой.

- Простите... а, это поговорка. Понял. При благоприятном течении
событий вы, будем надеяться, выйдете из ворот Альвица гораздо более
информированным, чем вошли туда.

- Хочется верить.

- Смею ли я просить вас о любезности познакомить меня с тем, что вам
удастся узнать?

- Барон, я прекрасно понимаю ваши чувства. Но сейчас я не могу
сказать вам ни да, ни нет. Все будет зависеть от того, что именно я там
узнаю.

Фон Крейвиц, глядя себе под ноги, тихонько посвистел сквозь зубы.
Поддал ногой какую-то веточку.

- Кажется, я сообразил. В Альвиц вас привело расследование одного
убийства и одного покушения на убийство. И то, и другое выглядят, как
политические акции. Пришли вы сюда через биографию члена
раннекоммунистической секты ассасинов. Сами вы коммунист. Вы опасаетесь,
что полученная в Альвице информация нанесет удар по вашей религии.

- Не только опасаюсь - сильнейшим образом переживаю такую
возможность.

- Что ж. Это свято... Тут нечего сказать. Кроме того, что, если по
возвращении вы сочтете возможным поделиться с имперской безопасностью
полученными сведениями, или хотя бы какой-то частью их, мы будем вам
крайне признательны.

- Я даю вам слово учитывать интересы имперской безопасности по мере
сил, барон.

- Благодарю. Теперь второе. Признаюсь, пока я не познакомился с вами,
князь, этот вариант мне даже в голову не приходило рассматривать, он меня
не волновал. Предположим, вы не выйдете из ворот Альвица.

Ему я не мог сказать: "Не каркайте, не создавайте устойчивую
вибрацию..." Я лишь кивнул:

- Предположим.

- Какие инструкции даны вашим людям на этот случай?

- У меня нет здесь никаких людей.

Что-то дрогнуло в лице фон Крейвица.

- Вы идете без подстраховки? - осторожно спросил он.

- Журналист Чернышов, как частное лицо, в поисках материала для своих
очерков вполне мог посетить Альвиц на свой страх и риск, - я пожал
плечами. - Предпринимать что-то более масштабное без тщательной
дипломатической подготовки было бы в высшей степени неэтично по отношению
к Германии и германской короне. Через своего атташе в Стокгольме я это
категорически запретил. Официальное согласование заняло бы слишком много
времени, тогда как каждый день, возможно, чреват новым преступлением.

Фон Крейвиц скользнул по мне быстрым испытующим взглядом и
бесстрастно уронил:

- Вы дворянин.

- Полно.

- Но, в таком случае, мое второе предложение приобретает еще больший
смысл. Мы могли бы считать вас одновременно как бы и нашим посланцем. В
таком случае, если вы не дадите о себе знать в течение, скажем, пяти...

- Десяти.

- Не долговато ли?

- Мне кажется, это не тот случай, где стоит дергаться, считая часы.

- Воля ваша. В течении десяти дней, мы, во первых, получили бы
желанный предлог как следует перетряхнуть Альвиц - шутка ли сказать, исчез
человек, да к тому же иностранец, да к тому же журналист; а-вторых...
или... - и он неожиданно смутился, даже порозовел чуток, - вернее,
во-первых... возможно, успели бы вам помочь в затруднительном положении.

Я невольно улыбнулся - и он улыбнулся своей неяркой светлой улыбкой
мне в ответ.

- Благодарю и польщен, - сказал я. - Если ваших полномочий достает
для заключения подобных соглашений, давайте считать, что это наша
совместная операция.

На лице его отразилось облегченное удовлетворение.

- В таком случае, у меня все, - сказал он. - Я очень рад встрече.

- Я тоже. И крайне признателен вам.

- Десять дней мы будем отсчитывать...

- От сегодняшнего вечера.

- Хорошо. Найти меня вам будет легко и лично, и по телефону. Отель
"Оттон", номер 236.

- А у меня 235! - вырвалось у меня.

С абсолютно невозмутимым видом фон Крейвиц сказал:

- Какое неожиданное совпадение.

Я, усмехнувшись, только головой покачал.

- А сейчас, князь, имею честь откланяться. Вы, вероятно, давно уже
хотите отдохнуть. А мне нужно немедленно доложить Берлину о результатах
встречи, там ждут с нетерпением. Душевно желаю удачи.

- Постараюсь оправдать доверие, барон.

Мы обменялись крепким рукопожатием; потом фон Крейвиц повернулся и,
прямой как гвоздь, пошел к своей зеленой спинке с неловко скомканной
"Правдой" в левой руке. Мы несколько раз проходили мимо урн, но ему,
видимо, совестно показалось выбрасывать газету при мне. Сухие коричневые
листья, усыпающие дорожку, разлетались из-под его ног. Я пожалел, что у
меня нет с собой фотоаппарата.

А вот, пышечки мои, контрразведчик германского рейха, очень
порядочный и милый человек. Правда, интересно?

Усадьба Альвиц располагалась верстах в тридцати пяти от Мюнхена, в
уютной, уединенной долине. Когда я подъехал, уже почти стемнело. Ветер
несся в долине, словно в трубе; мял и тряс сухие метелочки трав, шумел,
прорываясь сквозь почти уже голые кроны деревьев старого запущенного
парка. И само здание усадьбы даже в густых сумерках ноябрьского вечера не
умело спрятать своей ветхости, старческой обвислости и, казалось, какой-то
небритости. Хотя когда-то оно было, по видимому, великолепным.

Старый пес, припадая на заднюю левую ногу, облысевший и грустный,
вышел из темноты на свет фар и молча понюхал переднее колесо. Я осторожно,
чтобы ненароком не ушибить его, открыл дверцу и вышел. Ноги чуть затекли.
Все-таки устал я за эти месяцы. Полчаса за рулем, и уже сводит мышцы.
Отдохнуть бы пора. Жаль, лето кончилось, а на море так и не попали. А
куда-нибудь в то полушарие махнуть нам, пожалуй, не по деньгам. Тьфу,
какое там море - ведь рожать скоро! Только бы все обошлось... Пес, топорща
голые уши, блестя мокрыми глазами, понюхал мою ногу и заворчал. Шумел
ветер.

- Ну не ругайся, не ругайся, - сказал я примирительно.

Пес поднял голову и хрипло рявкнул один раз. Безо всякой злобы -
просто, видимо, сообщил хозяину о моем появлении.

На втором этаже осветилось окно. Я стоял неподвижно, и пес стоял
неподвижно. Совсем стемнело, и тьма упруго давила в лицо ветром; то и дело
слышался костяной перестук невидимых ветвей. Светлое окно открылось, и на
ветхий балкон - нипочем бы не решился на него встать, рухнуть может в
любую минуту - выступил длинный черный силуэт.

- Кто здесь? - крикнул он. Я знал немецкий хуже, чем фон Крейвиц -
русский, но делать было нечего.

- Я хотел бы увидеть господина Альберта Хаусхоффера! - громко ответил
я, задрав лицо и поднеся одну ладонь полурупором ко рту. - Я приехал их
Швеции, чтобы увидеться с ним. В усадьбе нет телефона, и поэтому я...

- Нет и не будет, - ответил силуэт с балкона. - Подождите, я сейчас
спущусь. Гиммлер, это свои.

Последняя фраза явно была предназначена псу. Странная кличка, подумал
я, пряча руки в карманы куртки. Ладони мерзли на ветру.

Зажглась лампа над входом, осветив потрескавшиеся резные двери и
ведущие к ним щербатые ступени, огороженные покосившимися металлическими
перилами. Заскрежетал внутри засов, и одна створка натужно отворилась. Пес
неторопливо поднялся по ступенькам и, остановившись, обернулся на меня. В
белом, мертвенном свете обвисшего плафона было видно, как порывы ветра
треплют остатки выцветшей шерсти на его спине. В проплешинах неприятно,
по-нутряному, розовела кожа.

Человек выступил из двери.

- Что вы стоите? - спросил он. - Поднимайтесь сюда. Я мерзну.

Я поспешно пошел вслед за псом.

Человек был высок, худ и сутул. И очень стар. И очень похож на