заведутся, так на час...
пустынную коленчатую улицу.
предельной скорости гнал свой "Москвич" к Обводному. Улицы были пусты,
асфальт почти подсох, инженер спешил. Надо было успеть до разводки мостов.
Надо было успеть помочь сестре. У сестры больное сердце, уже был инфаркт.
Ей туго приходится с сумасшедшей свекровью и доходягой-сыном. Инженер
делал для сестры все, что мог. Он любил сестру.
удар. "Москвич", подскочив на поребрике тротуара, с рвущим мозг скрежетом
вонзился в стену, сминая капот, как бумагу. Стало тихо.
Почему машина врезалась?
откинулась, и залитый кровью человек, вскрикивая, вывалился на дорогу.
головой об асфальт. Человек в ужасе стонал, жалко пытаясь отбиться
немощными руками, но Дима колотил и колотил, пока человек не обвис и не
перестал стонать. Тогда Дима замер. Тронул его затылок. Затылок был
мягким, горячим, мокрым.
задралось, и видно было, что левая нога держится лишь на коже, проткнутой
обломками костей. Наверное, и таз раздробило - она лежала, как сломанная
кукла.
крови поблескивали губы.
ответить даже ему. Ее уже не было. Было тело, было платье, были туфли,
ссадина на пятке была - а ее уже не было.
асфальте.
любишь. И никто никого, кроме себя, не любит. Разрыв наш, подружка, дело
решенное. А пока давай лучше кофейку бузнем. Я утром свежачка намолол.
плечами.
его философия, - он подошел к секретеру, взял из вороха бумаг пришедшее
вчера письмо и небрежно кинул на диван, в уголке которого, поджав ноги,
сидела Лидка.
развернула листок. Шут с ухмылкой следил, как забегали ее глаза по
строчкам. Потом глаза остановились - Лидка смотрела на рисунок. Потом
глаза стали влажными.
тебя и уйду.
Заглянул в письмо через Лидкино плечо. - А-а... ясно. Добрый день. Только
не думай, что он будет стоять вокруг тебя на коленях. Это он только другим
такие советы дает.
Но он добрый, понимаешь? Добрый.
стену, и чем больше оставляла на ней кожи и крови, тем толще стена
становилась. - Я хочу самых нормальных вещей, - она потерла глаза
кулаками. Она ненавидела плакать, но что же делать... - Хочу жить,
понимаешь? Любить тебя хочу всю жизнь. Детей хочу.
вялой рукой.
услуг...
зубы, двинулся вслед.
руке. Увидев Лидку и выдвигающегося из комнаты Шута, он сделал улыбку.
Теперь, неделю спустя, уже стало получаться.
нас спасать? Или Лидку решил отбить у меня?
подарить на свадьбу.
потрепаться всласть о скудной, мучительной своей доле. Кто-кто, а Димка
умел слушать.
Садись с нами, мы как раз по кофе вдарить собираемся... так ты не болен,
правда?
тубус и стал вытряхивать свернутый холст. - Сейчас покажу, смотрите.
руками. Шут усмехнулся: вот ребенок-то. Не может без сказки.
"Пожизненный поиск".
казалось, она начинает наползать медленным, неотвратимым танком - чтобы
втянуть в себя, присоединить к тому, что в ней происходит. От нее веяло
дикой, безысходной тоской и столь же дикой, неизбывной надеждой.
туман. В тумане бродили угрюмые люди без глаз и ртов, и не было этим людям
числа, словно туман порождал новых и новых. Правыми руками они держали
страшные факелы, источавшие черную копоть и рваный багровый свет, левыми -
короткие шесты, к которым кое-как, вслепую, громадными ржавыми гвоздями -
пробившие тонкий шест острия зловеще торчали в стороны - приколочены были
щиты. На всех щитах написано было одно и то же слово: "Люблю".
друг друга погнутыми остриями гвоздей, чадным огнем факелов. Не оставалось
ни одного, кто не был бы искромсан и обожжен. Все они были ужасны. И все
они были несчастны. Но бесконечное топтание по кругу не прекращалось,
слепцы ходили до последнего, покуда держали ноги.
угадывались едва ли не штабеля тел. А на переднем плане, потеряв сразу
угасший факел, откинув тоненькую руку со все еще зажатым в кулачке
призывным плакатом, лежала навзничь совсем еще молодая девушка. Один из
идущих в равномерном своем блуждании встал ей на грудь и не заметил даже.
Шута, понять все это? И не только понять, но показать все, что с Шутом
творится, столь хлестко и точно?!
задницы пессимизм развился, а?
пощечину.
что это про нас?! Ты вообще не видишь?! Ты чего боишься? Пораниться
боишься? Так иди тогда, береги шкуру и не живи! Или ты поранить боишься?
Рань - заживет! Не боль страшна - обида! Выдумал - нарочно ранить, чтоб
никто к тебе близко не подошел и случайно не ранился! Ну и что? Так
совесть чище? Врешь, не чище! Трус! Трус!!!