минутка выдастся - что делать? С чтива рвать тянет, брехня на брехне.
Телик врубишь - или воспитание какое, или дурак с микрофоном прыгает,
дурацкими шутками дураков веселит. Молодежная программа... Девку
закуканить хоть приятно...
молчал, я не смог бы говорить. Как это он ухитряется не думать о том,
интересно мне или нет? Он уверен, что интересно. Уверен, что я думаю так
же...
жизни! В техникуме пашешь, ждешь, когда учеба кончится. На сейнере будешь
пахать, ждать, когда рейс кончится. Так и сдохнешь в зале ожидания! - он в
сердцах ткнул окурок в стену. Огонек погас. - А ты кем будешь?
колов?
и падали, и беззвучно уносились вниз, пропадая во мгле, и внизу люди
задыхались, сходили с ума и умирали в конвульсиях, давясь воплем и рвотой,
раздирая себе грудь ногтями среди иссушенных пожарами руин... Противогазов
сегодня не будет. А когда? Прекратите это, кто-нибудь!
ворвались в карцер.
с лицом, руками и галстуком.
разминаться, а напарник тем временем уже приволок туалетные
принадлежности. Он шел и улыбался, топорща пух на верхней губе.
Я думал, хуже будет.
Какая вода хорошая!.. Я думал, маляры все педики и снобы. А с тобой я бы
выпил.
поднял на него лицо. С лица капало. Выпрямился и стал бурно вытираться.
спинкой кресла. Рядом с затылком светилась великолепная копна пшеничного
цвета волос, чистых и ухоженных, как золотое руно. Дима замедлил шаги, а
проходя мимо, хлопнул напарника по плечу, и тот подскочил.
обладательнице копны. И пошел дальше, посвистывая.
на французском, с цветных вкладок которой сияли купола русских церквей.
Отвращение пекло нутро, хотелось бить стекла. Перед глазами еще стояло
видение чистого, нежного лица, неярких губ, невинного, ясного взгляда.
Напарник что-то бубнил, нависая над ее плечиком, а она отодвигалась,
отворачивалась, смотрела в окно... Такие лица Дима видел доселе лишь во
сне. Такое не нарисовать, не сфотографировать, такое можно лишь
чувствовать - до сладкой боли в замирающем сердце. Рядом с напарником
сидела чудесная, добрая девочка. Мысль о том, что напарник сейчас мучает
ее, была невыносима. Дима оглянулся. Из-за кресла были видны лишь
напарникова макушка и золотой купол сродни книжному. Но без креста. И
живой. Он мог венчать лишь маленькую уютную церковь, белокаменную,
стройную, взмывшую в осеннюю яркую синь и застывшую, едва касаясь
травянистого пригорка на берегу прозрачной прохладной реки, медленно
несущей бронзовые палые листья; застывшую, не успев оторваться и поплыть в
поднебесье, скользя меж пушистых облаков... Обитель Бога.
Струве. Он мало что в ней понимал, но иногда приятно было полистать -
посмотреть фотографии, посмаковать названия... Приобщаться к настоящему.
"Шаровые скопления в районе Стрельца, сняты трехдюймовой камерой
Росс-Тессар на Бойденской станции Гарвардской обсерватории", "Модель
Вселенной по Каптейну". Дима обернулся, будто его кольнули. Золотая копна
была одна.
он все же пошел, придерживаясь за спинки кресел то одной рукой, то другой.
нее коллегой напарника. Дима нагнулся к ней.
Я и в тамбуре прекрасно доеду. Хотите, помогу перетащиться?
бабулькой.
устали еще больше.
А вы точно... в тамбуре вам не будет неудобно?
ну да не на века. Душа его пела. Он искупил вчерашнюю вину перед Нею.
Горечь растаяла мгновенно и без следа. Мир сиял, точно волосы той, что он
спас. Он беззвучно засмеялся, встал и осторожно заглянул в вагон. Напарник
сидел на своем месте и что-то жевал, растерянно озираясь. Так он в буфет
бегал, подумал Дима. А буфет есть или нет? Я бы тоже сбегал, подумал он.
Златовласка смотрела в окно мимо читающей старушки. Дима прислонился к
стене, достал блокнот, карандаш и широко, небрежно чиркая, стал делать
Златовласкино лицо. Не получалось. Проступали по отдельности то глаза, то
губы, да и поезд трепетал на лету, хотя бы десять минут постоял...
Постоял? Да я же спешу к Ней! Но нарисовать бы...
проплавившей путь среди зеленых холмов, то бархатным склоном оврага, то
ранним костром клена, полыхнувшим вдруг среди летних еще берез. Не
цеплялось. Все пропадало, утопало бесследно во мгле позади.
альтернативных эволюционных треков на диаграмме Герцшпрунга-Рессела, что
поляризованный свет Крабовидной туманности представляет собой синхронное
излучение, а также еще несколько столь же неважных, но почему-то
интересных и, как бы это сказать, несуетных вещей. Потом дверь в вагон
мягко отворилась. Дима поднял голову. Златовласка обворожительно розовела.
восхитилась.
маляра.
он. - То есть, учусь на художника... - А разве можно научиться быть
художником? Тьфу, черт!
разволновался? А потому что она мне нравится. Да что же это я, развратник,
что ли? Развратник-девственник. Златовласка была такая чистенькая, такая
ладненькая, что до одури хотелось ее коснуться. Но так, поодаль, было тоже
хорошо - любоваться можно. Дима еще в школе понял, что, стоя рядом или,
тем более, целуясь, страшно много теряешь - ничего не видно, только лицо
или даже только часть лица. Обидно, и выхода никакого. Ведь это должно
быть невероятно красиво, завораживающе, как северное сияние - видеть со
стороны девушку, которую сейчас вот целуешь и чувствуешь. Либо
чувствовать, либо видеть. Принцип неопределенности. Гейзенберг чертов. Про
штучки с зеркалами Дима понятия не имел - на Евиной лестнице не было
зеркал, только вонючие бачки для пищевых отходов. Но, вероятно, и зеркала
бы ему не подошли. Он предпочел бы спокойно сидеть поодаль, глядя на себя
и свою девушку - и, скорее всего, с карандашом и блокнотом в руках.
вкрадчивы.
Садитесь.
Махров Алексей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Каменистый Артем
Шилова Юлия