дебатов имя можно восстановить без труда, - ни одного контрпредложения не
последовало. Шестнадцать так шестнадцать...
и неведомых - нет, не винтиков, а живых полноценных людей, увлеченно и
успешно делающих дело, которое мы же сами им поручили, способных и к
любви, и к пониманию, и к самопожертвованию; один из тех, кто, будучи
ничем не хуже и не лучше Чанаргвана, оказался обманут его стальной, но
трусливой гордостью, секундным малодушием его триумфальной речи просто
потому, что это по-человечески вполне простительное малодушие было
немедленно пропущено через социальные и технические механизмы усиления.
Чем-то этот мальчик напоминал Дахра. Капля расплавленного золота - вот
чем. Мало сказать, что он имел право знать. Ринальдо с его обостренной
способностью к сопереживанию физически ощущал, как в панорамной, объемной,
яркой картине мира, окружавшей сознание сидящего напротив него человека,
зияет бесцветное пятно искажения, зловещий пролом от сброшенной извне
глыбы полунамеренного обмана, - и через этот незамечаемый пролом
стремительно и больно испаряются в никуда, на потребу уже сбежавшему
обманщику, и способность любить, и способность жертвовать собой, и
способность познавать; как полноценный человек превращается в слепой,
нуждающийся в непрерывном программировании механизм, которому кто угодно,
с какой угодно целью может сказать: иди вправо, дорога там ровнее. Видеть
такое унижение было невыносимо.
коленях рук. Как у Ринальдо.
эксперименты и похуже.
слезы. Потом он вдруг подобрался. - Я один виноват. Это была моя серия...
моя установка. Больше никто из персонала института к этому не причастен!
поправил укрывавший ноги плед. - Вас никто не обвиняет.
говорить "б", иначе бессмысленно и жестоко начинать. Жестоко, бесчестно -
и по отношению к себе, к собственным усилиям пробиться в правду, и по
отношению к тому, кто рядом, к его боли от столкновения с каждой крупицей
истины, оправдываемой лишь возвращением к полной информированности, а
значит, к полной дееспособности. Хватило бы только сил доползти до "я".
- Ринальдо не задумываясь опять сказал "мы" и вдруг сообразил, что
поступает так же, как этот Мэлор минуту назад; и чувство единства с ним
поднялось до головокружительной высоты восторга. - Мы же не хотели терять
ни дня, а сообщение о катастрофе надолго прервало бы старты. К сожалению,
иногда приходится кривить душой по мелочам, чтобы тебе продолжали верить в
главном... вы разве не знаете?
"б" и ощущал упругое, нарастающее с приближением сопротивление очередной
преграды; он ходил вокруг да около, накапливая силы, и уже отлично
понимал, что после прорыва становится легче лишь на секунды, а потом все
повторяется как сначала. Он почти сознательно провоцировал дальнейшие
вопросы, каждый из которых раз за разом припирал бы его к стенке и
заставлял рассказывать дальше - так было легче.
ему за это. Он сгруппировался, словно перед прыжком, - и опять не смог.
недоумевали с ребятами - даже завершения работ по связи не дождались
руководители...
Предчувствие ужасных последствий бессмысленной, абсолютно ненужной для
дела ломки сложившейся в последние годы информационной структуры мира
затопляло его, как ледяная вода затопляет темные подвалы; Ринальдо боялся
ненароком вызвать дьявола. Но ведь только дезинформируют с какой-то
определенной целью, ради какой-то конкретной задачи. Информируют просто
для того, чтобы мир не развалился. Напротив сидел человек, ничем не хуже
Ринальдо, равный ему во всем, - и спрашивал. Ринальдо знал, а человек не
знал. Это было нечестно.
нехорошо я себя чувствую, подумал Ринальдо, опять, того и гляди, в
обморок... Начальник пооткровенничал с подчиненным и, не выдержав
перенапряжения, умер от инфаркта. Анекдот. Какой хороший мальчик. Отчего
нельзя просто посидеть с ним и побеседовать спокойно? Я сам всегда, ну
пусть не всегда, пусть только в юности, мечтал быть таким. Никому не
врать, и не умалчивать, и не давать врать и умалчивать никому. А потом
понял... Что я понял? Я просто устал от боли и оттого решил, что что-то
понял. От физической боли. От боли, гложущей сердце, когда говоришь не ту
правду, которую ждут.
головокружительного прыжка. - Что вы сказали?
- это эвакуация Земли. У нас лет пять-шесть осталось.
себя.
сто тысяч человек. А мы и так... при самом благоприятном раскладе сможем
вывезти едва пятую часть населения. Пятую!
звезда.
энергетический баланс оставался неясным. Гипотез было много... Помните, в
начале нашего разговора я обмолвился, что случаются эксперименты и похуже
вашего. Скоро уж десять лет тому, как наши астрофизики, ведомые благим
помыслом дать растущему человечеству новый источник энергии, предприняли
серию экспериментов по просвечиванию Солнца перекрестными нейтринными
пучками. Увы, оказалось, что избыток выброса энергии, необъяснимый в
рамках классической модели водородно-гелиевого синтеза, обеспечивается за
счет нейтринного фона Галактики. Возможно, даже Метагалактики. Это
открытие, кстати, дало нам ключ к надпространству, дало средство спасения.
Но, честное слово, если бы не оно, нам и спасаться было бы не от чего,
потому что именно нейтринное перевозбуждение солнечного ядра и вызвало
необратимый процесс, который через несколько лет приведет к превращению
солнышка в Новую.
апологеты гонки вооружений оправдывали ее тем, что она движет
научно-технический прогресс, что без нее прогресс увянет. Бред. Кому нужен
прогресс сам по себе - прогресс, увеличивающий могущество, но ухудшающий
жизнь? Но и прогресс, улучшающий жизнь... Последние полтора века научные
открытия чуть ли не в основном стимулировались необходимостью справиться с
последствиями недальновидного применения научных открытий же. Экология
семимильными шагами двинулась вперед, потому что мы спасались от
экологического кризиса, спровоцированного нашей же промышленностью,
которая вытащила нас из дикости и нищеты. Биология расцвела потому, что мы
спасались от иммунного и генетического кризисов, спровоцированных нашей же
медициной в тот момент, когда она покончила с вековечными бичами типа чумы
или чахотки. А теперь? Любое самопроизвольное шевеление титанического
организма индустрии чревато планетарными катаклизмами, не менее страшными,
чем термоядерная война. А эти судороги неизбежны - и вот, чтобы их
парировать, мы лезем все выше, вовлекаем в игру все более могущественные
силы... Есть ли какой-то выход? Может ли быть создан социальный механизм,
который позволял бы выходить из кризиса точно, а не бросаясь в другую,
чреватую новым кризисом крайность? Почему об этом никогда не думают в
спокойное время? Из-за сладкой уверенности, что все неприятности
наконец-то позади и переделывать больше ничего не придется, что срок
действия ленинских слов "переделывать, начинать сначала нам придется еще
не раз" наконец-то истек? Может ли быть в принципе такой механизм?
разговора, до бесконечности затянуть паузу. Мэлор молчал, не спрашивал
ничего. Надо было ему помочь.
Нашли планету. Развернули кампанию по ее освоению, спровоцировали поток
добровольцев. Построили флот, растущий с каждым днем, и успешно снабжаем
его горючим - а это тоже не сахар, доложу я вам, горючее для кораблей...
Но наши силы не беспредельны. Мы спасаем уже не людей, Мэлор Юрьевич.
Цивилизацию. Приготовлены к эвакуации пирамида Хеопса и колоссы Мемнона,
два ацтекских теокалли, полтора километра китайской стены, весь Колизей,
весь Кремль, весь Лувр, весь Версаль, весь Тадж-Махал, весь Эрмитаж, весь
Пекинский Императорский город, весь собор Святого Петра, Дворец дожей...
Памятникам культуры отдано двести рейсов. Мы воссоздаем человечество...
пусть не всех, далеко не всех людей, но оно будет иметь свою историю и