Чтение 2–й страницы книги ~Первый день спасения~

форме, а не как прошлый раз. Куда пойдешь-то?

- К другу. В медико-биологическую лабораторию. - Дежурный с уважением
поджал губы и покивал. - Надо посоветоваться.

- Об чем это?

- Ну, так. Поговорить, - чуть смутился профессор. - Я давно с ним не
виделся.

- Значится, так и пиши: цель выхода из блока - дружеский... -
дежурный опять со стоном зевнул, - визит...

Профессор присел на стул для посетителей, взял бланк и ручку, которые
выдал ему дежурный, поспешно набросал текст. Дежурный принял листок и стал
читать. На лысине его лежал отчетливый блик от висящей под жестяным
абажуром лампы. Профессор поднял взгляд выше, на покрывавшие стену
плакаты. "При первых признаках заболевания, - гласили крупные акварельные
знаки, шедшие столбиком по левому краю плаката, - таких, как появление
сиреневых пятен на коже или ноющих болей в суставах, следует немедленно
обратиться к дежурному по блоку. Он вызовет санитарную группу и оформит
Ваш переход в санитарный блок, где Вам будет оказана квалифицированная и
эффективная медицинская помощь". Справа шли неумело нарисованные и
раскрашенные картинки, иллюстрирующие оказание эффективной помощи: врачи в
белом, придерживая с двух сторон больного, вели его к сложному аппарату;
медсестра в очень коротком халатике, обольстительно улыбаясь, делала
больному укол; излучающий полное довольство больной уплетал усиленный
витаминизированный паек...

- Ну, все правильно, - прогудел дежурный как-то разочарованно и
придвинул к себе толстый гроссбух, - можешь ведь... - Лизнув палец, он
принялся перекидывать страницы. Нашел, повел обкусанным коричневым ногтем
по столбцу имен. - Да-а... Как тебя... А, вот!

Ниже и крупнее прочего на стене висело: "Сокрытие недуга является
тяжким преступлением против общины!" Иллюстраций к этой надписи не было.

- Погоди, погоди. Не пойдет. У тебя выходной лимит на декаду выбран.

- Как выбран? Пятый выход еще не взят, вы что-то перепутали, господин
дежурный.

- Ничего не перепутал. Снизили до трех. Так что шабаш, сиди не
рыпайся. И знай, что в ту декаду у тебя один уже использован, два
остались.

Профессор медленно встал. Постоял секунду, прижимая пальцем
дергающееся веко.

- Очень правильная и своевременная мера, - произнес он сипло и
опустил руку. - Эти бесконечные хождения из блока в блок только затрудняют
борьбу с эпидемией.

У него опять задергалось веко, и он опять прижал его - тыльной
стороной ладони.

- Вот именно. Понимаешь ведь.

- Быть может, - нерешительно спросил профессор, - в счет будущей
декады разрешите? Очень нужно. Очень... я по нему соскучился.

- Иди, иди, - дежурный, уже роясь в своих бумагах, отстраняюще махнул
рукой.

Он пошел.

- Не, я в этот треп не верю. Никогда. Мутанты, шмутанты...

Шепот.

- Ну я же курить, понимаешь, курить я хочу, курить!

- А король достал свой золотой меч с рукояткой из... из... из алмаза
и сказал: "Ну, подонки, спецслужба вами займется!"

Шепот.

- Он ничего не умеет, ни-че-го! Я, милочка, с ним когда-то спала.
Ноль!

- И, понимаешь, лезет передо мной со своей тарелкой без очереди.
Старик, у меня просто волосы дыбом встали!

Когда профессор вошел, женщина лежала на своей койке, с закрытыми
глазами, с запрокинутым лицом; не раздеваясь, она до пояса укрылась
одеялом. На звук его шагов она не шевельнулась. Он замер, притворив тонкую
дверцу.

- Долго, - сказала женщина, не открывая глаз.

- Разговорился с дежурным, - громко и мертво ответил профессор. -
Славный он мужик все же.

- Посиди здесь, - попросила женщина и чуть шевельнула рукой по
свободному краешку. Он присел рядом, взял ее безвольную руку, расстегнул
манжету - и даже не вздрогнул. Только сглотнул. Застегнул манжету.
Наклонившись, коснулся губами сухих, палящих губ жены. Потом - шеи.
Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и замер на миг, увидев другое пятно,
под ключицей. "Я тебе говорю, старик, с этим лабухом ты наплачешься! -
выкрикнули за перегородкой. - Ты посмотри, как он ключ разводной держит -
у тебя же волосы зашевелятся!"

- Не страшно целовать меня теперь? - тихо спросила женщина. Вместо
ответа профессор, всхлипнув горлом на коротком вдохе, прижался к пятну
губами. Она положила руку ему на затылок, чуть жалобно сказала:

- Не чувствует. Даже тебя уже не чувствует. Нелепо...

- Храбрая моя... Любимая моя...

- У тебя не будет никаких хлопот со мной. Не было и не будет. Нет,
нет, - она тихонько засмеялась, - подожди. Дай... я совсем сниму эту
проклятую рубашку.

- Эй! - остервенело крикнули из-за перегородки. - Вы потише! Сил
слушать нет!

- Профессор, - ехидно сказали с другой стороны, - я намекну
десятнику, чтоб тебя поставили с отката на молоток. Что-то ты сильно
шустрый, здоровья много!

Невеселый мужской хохот залязгал слева и справа.

- Бедные, - едва слышно выдохнула женщина, а потом, решившись,
лихорадочно содрала надетый под рубашкой облегающий свитер. У нее горело
лицо. Застенчиво и как-то беспомощно, моляще вскинула глаза на мужа. -
Я... как тебе? Еще ничего?

Стремительный семенящий детский бег накатился и укатился мимо по
коридору, а следом за ним - тяжелый топот и крик, от которых хилая дверь
затряслась:

- Стой, ублюдок! Я и без докторов из тебя кишки выпущу!

- А у тебя там... были дети? - осторожно спросила женщина.

Профессор молчал. Женщина чуть качнула головой.

- Она молодец. Что решилась. От тебя радостно иметь детей.

Он молчал. Она улыбнулась.

- Ты будто с неба спустился. У нас ведь как: если "это" люблю,
значит, "не это" - не люблю. А ты... Кто умеет по-настоящему любить сразу
разное, никогда не станет давить и заставлять. Знаешь, я когда отревела,
поняла, что эта цидулка меня еще сильней к тебе приворожила.

- Плакала? - тихо спросил он.

- Спрашиваешь! Ты в дверь - я в подушку...

Вдали заголосили, завопили: "Перестань!" - "Оттащите, он задушит!" -
"Психогруппу!!"

- Обидно только, что ты мне сам не сказал... Как не родной.

- Ничего про них не знаю, - вдруг сказал профессор. - Только молю,
чтобы они погибли сразу, как наш... Чем гнить.

- Неправда! - страстно выдохнула она. - Неправда, понимаешь! Дай
руку. Вот так. Почувствуй! С тобой мне хорошо даже здесь. А с нами - и ему
было бы хорошо.

Прошло несколько минут.

Женщина сказала едва слышно:

- А ведь тот странный мальчик, который у нас жил... Это, наверное, и
есть Мутант. Говорят, будто завтра...

Воздух встряхнулся от громкого, просторного щелчка, и в шуршании
плохой аппаратуры голос дежурного, усиленный хрипящими динамиками,
проревел:

- Внимание! Первой дневной смене через полчаса быть готовой к выходу!
Слыхали? И прекратите там свалку в самом деле, что такое, в конце концов!

Опять щелчок хлопнул по ушам, и шуршание исчезло.

- Поторопись, профессор, - подсказали из-за левой перегородки, но
вяло, без удовольствия.

- Завтра, - попыталась продолжить фразу женщина и запнулась, -
завтра... - и наконец вдруг заплакала.

СЫН

Двумя грандиозными комплексами, отрытыми не более чем в четырех милях
друг от друга, система убежищ, в которых сосредоточилась теперь разумная
жизнь планеты, не ограничивалась. Вокруг них были разбросаны
многочисленные индивидуальные и коллективные укрытия, предусмотрительно
созданные в свое время различными муниципальными учреждениями и даже
отдельными состоятельными гражданами. Большинство этих скромных ковчегов
давно обезлюдело, как обезлюдели постепенно и другие, более отдаленные
норы. Но некоторые близость правительственных сооружений спасла от гибели.
Правительственные же комплексы, один из которых находился под
непосредственной юрисдикцией кабинета министров, а другой - комитета
начальников штабов (с некоторых пор между двумя этими авторитетными
организациями начало возникать не вполне внятное соперничество),
подкармливали так называемых "индивидуалов", или "верхачей", поскольку
запасы продовольствия, хотя и весьма оскудевшие за истекший год, благодаря
громадной естественной убыли населения в самих комплексах, позволяли это
делать. Со своей стороны, политическая ситуация вынуждала руководителей
обеих группировок, подготавливая почву для создания резерва живой силы на