Чтение 3–й страницы книги ~Пятое измерение~

Уплывай назад, знакомая улица, не имеет значения, как ты называешься:
Чапаевская, Азинская, Кутяковская... Такие ли флюктуации мира я знаю! Как
она прежде-то именовалась: 2-я Дворянская? И так же шла с холма на холм.

Впереди, на бугре, черный прямоугольник на фоне заката десятиэтажный
дом, в котором я живу.

ГЛАВА II. ...И ЖЕНА НЕ МОЯ

Выяснение проблемы путь к решению ее.

Выяснение отношений способ их испортить.

К. Прутков-инженер. Мысль No 50

"Ich habe einen Kameraden". Eсть у меня товарищ. Александр Иванович
Стрижевич, он же Сашка Стриж. С самого детства. И настолько мы с ним душа e
душу, что даже девчонки нам нравились одни и те же. Только он пошустрее,
Сашка: пока я млел да заносился в мечтах, он действовал. И опережал, гулял с
девушками, которые нравились мне. Целовал их, а потом рассказывал мне как.

Однако с Люсей он меня не опередил. То ли не разглядел, то ли не успел,
а может, выбирала и решала она?

Моя жена Люся, Людмила Федоровна, красивая, уверенная в себе женщина.
Темноволосая, с блестящими серыми глазами, стройная, но несколько дородная
(все-таки четвертый десяток). Любительница посмеяться и поддразнить, как и
прежде, когда была студенткой-медичкой, а мы с Сашкой заканчивали физтех.
Теперь она детский врач. "Просто она угадала в тебе человека с серьезными
намерениями", сказал в свое время Стриж, подавляя досаду.

Сейчас Люся помогает мне снять биокрылья, сворачивает их в рулон,
надевает и застегивает матерчатый чехол, ставит в прихожей в угол торчком,
как лыжи.

...С той поры и по сей день она так хороша для меня, так желанна, что я
ни разу не потянулся к другой. И мысли не было даже в долгих отлучках. А
тянуло ли ее на сторону? Не знаю. Не хочу знать.

(Не опередил я тогда Сашку, хоть и влюблен был до потери достоинства.
Может, именно поэтому?.. Люся откликнулась на его серьезные намерения.

Только не сладилось у них. Через два года она ушла. Сначала просто от
него. А затем ко мне. Были самолюбивые объяснения Стрижа со мной с хватанием
за грудки.

А может, не просто ушла я способствовал?)

Варианты ветвятся варианты сходятся. Все они позади, зачем
оглядываться?

Разве лишь из боязни снова потерять ее.

Огненная краюха солнца за синим лесом. Последние желто-розовые лучи
освещают балкон, Люсю, просвечивают комнату, гаснут. И все сразу меняется.

Я теперь боюсь подойти к тому рулону в прихожей: может, в самом деле
там зачехленные лыжи с палками? Миг серой размытости, множественной
неопределенности.

Люся колеблется, что-то хочет, но не решается сказать мне. Ну? Говори,
укрепи меня в этой реальности. У нас будет маленький, да? Если родится сын,
назовем Валеркой. Ну же!

Нет, передумала. Отложила на завтра.

Завтра она это скажет не мне.

Бывает, снится, что имеешь много денег... а просыпаешься без гроша. В
следующем подобном сне, помня о финалах предыдущих, стараешься перед
пробуждением покрепче зажать в руке пачку ассигнаций: теперь не исчезнут!
Проснулся и все равно ничего. У снов своя память, свой опыт.

...В одном из снов мы поссорились еще не муж и жена, не возлюбленные,
только сближающиеся. В следующем сне она не пришла на свидание. А еще в
третьем, через месяцы, я искал ее всюду, чтобы объясниться, помириться...
Как же так, неужто все?

И далее не было ничего.

В таких многосерийных снах мысль прорабатывает несвершившиеся варианты
жизни. И незачем гадать: к добру ли, к худу ли? это знание не от древа добра
и зла.

"Ich habe einen Kameraden". Был у меня товарищ... Наши с Сашкой пути
разошлись сразу после окончания физтеха. Я двинулся по электронным схемам,
он по полупроводникам, попал в закрытый институт, такие называют по
почтовому адресу "п/я N..."; "сыграл в ящик" шутили мы при распределении.
Никто не знал, чем для него обернется эта шутка.

Там Стрижевич начал хорошо: сделал изобретение, а на нем диссертацию,
получил лабораторию и квартиру. Он везде начинал хорошо. Первые годы мы
виделись часто: то он с Люсей к нам, то мы с Лидой к ним, и на свадьбах друг
у друга гуляли. Потом все реже:

дружба не может питаться одними воспоминаниями, а общие интересы не
возникали. К тому же Лида ревновала меня к Людмиле Федоровне, а когда родила
Валерку, расплылась, подурнела так и вовсе: сцены, слезы, ссоры. Хотя
оснований не было никаких лишь одни мои сдерживаемые чувства.

...Как-то, вернувшись из командировки, услышал от ребят:

Слушай, разузнай, что произошло в этом п/я N... взрыв какой-то, авария.
Они, как всегда, таятся, сообщили только с прискорбием в городской газете о
гибели при исполнении служебных обязанностей к. т. н. Стрижевича.

У меня потемнело в глазах. Помчал на квартиру к Стрижу, уверяя себя,
что это ошибка, сейчас все выяснится, увижу живого. Что за чепуха, он ведь
занимался технологией полупроводниковых приборов... какие могут быть взрывы
и аварии!

Примчался и застал Люсю в трауре.

Вариант, отличающийся сильными переживаниями, драматизом.
Вариант-доминанта. От таких много вероятностных ветвлений, как брызг после
удара волны о берег.

...Лида моя восприняла все очень своеобразно: и Сашкину гибель, и то,
что я посетил вдову, да и потом уделял ей внимание; так только женщины
могут. Упреки, сцены при Валерке, да еще с участием тещи, неплохой в
общем-то женщины, но уверенной, разумеется, что права ее дочь. К тому же я
жил у них "в приймах", это меня тяготило.

Словом, через год мы развелись. Перебрался на Ширму, к знакомым
частникам Левчунам, в их времянку (все удобства во дворе, дрова свои, за
электричество платить отдельно). Люся приходила ко мне туда, в комнату,
стены которой оклеены оранжевыми обоями с серебристыми аистами на фоне пальм
и заходящих солнц. А еще через полгода я переехал к ней.

Так ли, иначе ли, но мы вместе. Когда сходятся в одно многие варианты,
это прочно. И у меня покой на душе.

...Покой и грусть. Потому что дело к ночи, пора укладываться, отходить
ко сну. Сон отдых тела, расслабление психики тот самый антракт, когда может
явиться "кресловладелец", а мне придется убраться на галерку. (Явится не
кто-нибудь, а я, здешний я во всем прочем такой же, кроме обстоятельств с
Люсей. В этом мы с ним ортогональны.)

Понять это трудно, согласиться еще трудней. Ах, если бы я мог не спать!

Я ласкаю Люсю в эту ночь горячо и долго, как перед разлукой. Засыпаю,
не выпуская ее руки. И во сне долго еще какой-то доминантный пунктик в мозгу
не спит, сторожит, тревожится: держи, сжимай крепче эту теплую руку, как ту
пачку ассигнаций, чтобы и проснуться богатым!

Просыпаюсь ночью. Женская рука в моей руке. Только вроде шире запястье.
Сиплый со сна голос (он-то меня и пробудил):

Шевелится, Алеш...

А?.. Что? Где?

Шевелится, говорю. Рука берет мою ладонь, кладет к себе на живот
большой, округлый. Вот... чувствуешь? Наверное, мальчик, беспокойный такой.

Ага...

Голос Лиды. Рука ее же. И все остальное. Вплоть до квартиры. Рассеянный
свет уличных фонарей падает на потолок и стены. Из смежной комнаты доносится
храп тещи, достойной в общем-то женщины... только спит она больно громко.

Значит, перешел. Вернулся. Если и не на галерку, то на третий ярус.
Лидия Вячеславовна и ейный муж я. В девичестве была Стадник, могла стать
Музыка: ухаживал за ней такой техник Толя из соседней лаборатории.
Соперничество с ним меня излишне раззадорило и теперь она Самойленко.
Которого она собирается рожать: Валерку? Или уже второго? Утром разберемся.

Содержательная у меня жизнь, а?

Не люба Лида мне сейчас до тоски.

Слушай, я спать хочу. Тебе хорошо, ты в декрете, а мне утром на работу!

Мне хорошо... вот сказал! Тебе бы так... Она обиженно шепчет что-то
еще, на что я бормочу: "Угу... ага!" и засыпаю.

...и снится мне дверь на балкон без перил. Она бесшумно раздвигается. Я
выхожу, становлюсь на самую кромку белой плиты. Подо мной восходящее солнце,
сизо-зеленый массив лесопарка. Из зелени и тумана искрящимися
пластмассово-алюминиевыми утесами вздымаются здания; в них, я знаю, живут и